Если простое мужичьё посмотрело, облизнулось да перевело взгляд на более сочных и понятных баб, то те, что из дохлой аристократии, так и вертелись. Лирка-то из учёных, в колдунской школе училась, по местным меркам почти им ровня, чем и влекла. Других подобных баб здесь по пальцам пересчитать можно. Вот Хабдир только трёх и помнит.

– Сегодня нет, – честно ответила женщина.

– А вчера? – мигом заподозрил неладное Хабдир.

– Вчера до дома меня Эда̀р довёл.

Крякнув, виларий отстал с расспросами.

«А позавчера мы купали одну плешивую дрянь в дерьме», – гнусаво захыхыкал подселенец.

– Пошли за стену, – Хабдир тяжело вздохнул. – Там наши с хоёто̀рцами опять зубоскалят.

До слуха действительно доносился радостный шум, будто с гульбища. Лирка перешла на северную сторону и выглянула в бойницу. Внизу собрались ярко одетые хоёторцы – не менее шестидесяти оборотней, – а напротив них под самой стеной сидели служивые Харинской заставы. Обе стороны перебрасывались острыми, как соль разъедающими шутками и подначивали друг друга на что-то.

Лирка вспомнила, как увидела впервые такие посиделки через два месяца после приезда на заставу. Хоёторцы и служивые вот так же острили, потом устроили шуточные бои. Помнила, какой успокоенной чувствовала себя, глядя на их дурачества. Думала, что раз с кочевниками дружелюбные отношения, то об опасности жизни на границе с Диким Хоёто̀ром сильно преувеличили.

Через три дня после посиделок кочевники напали на заставу и близлежащие поселения. Атака была отбита, полосу между заставой и Лесом усеивали растерзанные тела. Месяц салѐйцы и хоёторцы смотрели друг на друга волками, а потом опять всё наладилось.

До следующей стычки.

За стеной было очень шумно. Салейцев высыпалось едва ли пять десятков, но со стен их жарко поддерживало ещё не менее сотни. Лирка осмотрелась, выискивая своих, но нашла только высокого золотоволосого На̀рия, который с брезгливым высокомерием смотрел на одетых в шкуры хоёторцев.

Несмотря на меха, дикими лесными людьми, как любил величать их Нарий, кочевников назвать было нельзя. Высокие широкоплечие мускулистые мужчины были обряжены в широкие штаны и густо расшитые обережной вышивкой сапоги. Кто-то носил и такие же вышитые рубахи. Ткань их одежд была куда более добротной, чем у большинства служивых на заставе. Но многие всё же рубахам предпочли роскошные меха. В такую жаркую погоду никто кутаться не хотел, а если хоёторцу нужно было выбирать между тканью и шкурой, он выберет последнюю, которая по их суевериям лучше защищала от всякого рода порчи.

Лирка скользнула взглядом по лицам кочевников. Скуластые, с ястребиными носами и раскосыми глазами. Все воины сплошь смуглые, черноволосые. Судя по внешности, пришли с западной стороны. Все конные, упряжь лощёная, пестреет охранными амулетами. Лошади дико косят глазами, неистово перебирают окованными железом копытами.

– Красуются, подлюги, – с усмешкой протянул Хабдир.

Чуть впереди он заметил невысокую, но широкую фигуру хавария Геда. Начальник заставы с прищуром смотрел на гостей, а точнее, на одного из них, спешившегося чернобородого мужчину. Судя по поясу, обережная бахрома которого спускалась едва ли не до колен, маг. Хабдир уважительно смерил взглядом широченные плечи. Такому никакой волшбы не нужно, чтобы дух вышибить. Видал его виларий в бою, посохом тот орудовал как булавой, а колдунством как косой выкашивал.

– Чего хотят? – Хабдир подошёл к начальнику и кивнул в сторону хоёторцев.

– Потешиться, – хаварий Гед зло искривил губы. – В колдунских умениях. У мага их, видать, в заднице чешется от сидения.