– Да, это я. Кое-что случилось. – Пауза. – Да, но я не могу сейчас обо всем рассказать. – Опять пауза. – Да… Нет, сегодня я ночевать не приду, вы меня не ждите.
Возможно, он понял бы больше, когда б ему удалось прослушать обе стороны, участвующие в диалоге. Но скорее все запуталось бы только сильнее. И насторожило.
– Да, это я. Кое-что случилось…
– Все удалось?
– Да, но я не могу сейчас обо всем рассказать.
– Он рядом?
– Да.
– Как ты думаешь, тебе удастся?..
– Нет, сегодня я ночевать не приду, вы меня не ждите.
У Ника было жизненное правило: никогда не водить домой незнакомых. На том и родители настаивали – и сам он не дебил, понимал: времена нынче лихие. Но на сей раз у него в гостях бедная крошка, пострадавшая от ограбления. Молодой человек даже ни капли не напрягся по поводу того, что в квартире чужая.
– А ты здесь один живешь?
– Я ведь уже говорил.
– Похоже, не соврал.
Он усмехнулся:
– Я тоже смог бы сосчитать количество щеток в ванной.
– Зубные щетки ни при чем. У тебя – обиталище старого холостяка.
И тут что-то с ними произошло. Или – с ним произошло. Во всяком случае, молодой человек почувствовал: меж ними словно натянулась невидимая нить.
Он сделал шаг вперед, к ней. Она отступила.
– Ты, кажется, что-то говорил насчет выпить?
Ксения посмотрела на парня искоса, снизу вверх. А он оказался с ней совсем рядом и заключил ее в объятия.
– Как вы предсказуемы, – вздохнула она.
– Мы – это кто?
– Вы – это мужчины, – прошептала Ксения, а он наклонился и попытался ее поцеловать.
– Но-но-но, не так скоро!
Она оттолкнула парня, с силой упершись ему в грудь обеими руками. И, словно змейка, почти незаметно выскользнула из его объятий – текучая как вода. Миг – и она уже стоит посередине комнаты.
– Я, пожалуй, пойду.
– Подожди!
– Нет-нет, мне пора.
– Куда ты пойдешь: без денег, без документов!
– Ну, уж как-нибудь.
– Я отвезу тебя.
– Вези.
– Потом.
– Когда?
– После всего.
– Всего – чего?
– Трех поцелуев.
– Нет!
– Ну двух.
– Нет, ни за что.
И вдруг, в какой-то момент, ему это надоело. «Какого черта? Час назад я даже не знал о ее существовании, а теперь вот развожу на секс. Да пошла она! Да, красотка. Да, почему бы не попробовать. Вот я и попробовал. Будем считать, что не получилось».
– Ладно, – устало проговорил он, – ты права. Время позднее. Поехали.
– Ох, сиди уж дома. Я пойду.
– Да зачем тебе ночью по Москве болтаться, – запротестовал он, но вяло, безо всякого энтузиазма.
– Послушай, тебе не приходило в голову: раз уж я проходила здесь, по вашему дурацкому двору, – значит, я шла от кого-то? Или наоборот, в гости к кому-то?
И едва он успел сделать движение, чтобы остановить ее, Ксения схватила в охапку куртку, отперла дверь – замок английский – и вот она уже за порогом.
– Все, не провожай меня! – и скатилась вниз по лестнице.
Глава 1
Арсений подхватил ее на руки и закружил. И кричал при том на все Патриаршие:
– Слышите?! Вы слышите? Она приняла мое предложение! Она согласна!
А Настя стучала кулачками по его плечам и хохотала.
– Отпусти, сумасшедший! Ты людей разбудишь!
…С той весны, с той майской ночи, минуло почти двадцать лет[1]. Однако мало что переменилось в Москве, на Патриарших.
По крайней мере, внешне. И – только на первый, самый беглый взгляд. Все так же бултыхались на глади пруда утки, а вокруг него чинно прогуливались элитные пенсионеры и мамочки с колясками. И голуби рыскали вокруг лавочек. Толстые птицы удивительным образом сочетали в себе достоинство и ежесекундную заботу о пропитании.
Видит Бог, далеко не все люди так умеют. Чего-чего, а суеты за истекшее двадцатилетие в Москве прибавилось. В ряды степенно гуляющих пенсионеров то и дело врывались проносящиеся из офиса в офис клерки в галстуках от Вьютона и Этро. Проскакивали боящиеся каждого куста гастарбайтеры в кожаных куртках. Спешили дамочки – новые миллионерши, которым, казалось бы, сам Бог велел излучать довольство и благость. Однако и они спешили – то ли на свиданку, то ли в кафе, то ли на массаж. Все, за исключением голубей, мамаш и пенсионеров, куда-то неслись, опаздывали, обгоняли. И стоило одному автомобилю замешкаться в поисках парковки у пруда – как сзади немедленно раздражались нетерпеливые клаксоны.