Накануне открытия, назначенного в Аудитории Нкрумы Дарэс-Саламского университета, руководство оргкомитета конгресса, решения которого формировались в секретариате Дж. Ньерере, неожиданно установило правило, в соответствии с которым представительство на панафриканском конгрессе осуществлялось только национальными делегациями. Причем численность таких делегаций строго ограничивалась теми самыми одним-двумя представителями, которых были способны прислать на конгресс национально-освободительные движения и большинство стран Африки. Таким образом, афроамериканцы оказались на конгрессе в качестве туристов-наблюдателей, соображения черных организаций, аккумулировавшиеся подготовительными комитетами в течение нескольких лет подготовки, остались невостребованными. Формально не произошло никакого ущемления прав делегатов, скорее наоборот – черный народ, например, Королевства Лесото оказался на панафриканском форуме в равном положении с братским черным народом США. Единственным нарушением процедуры стала неформальная уступка мест на конгрессе карибскими делегатами своим коллегам из США. Но это были считанные исключения, не нарушившие сложившегося «справедливого» баланса сил.

Следует признать, что у танзанийского руководства были основания опасаться серьезных разногласий, которые могли бы возникнуть, если бы объединенная делегация черной Америки смогла вынести на обсуждение конгресса свое видение прошлого, настоящего и будущего Африки. И дело было даже не в том, что франкоязычные страны «не смогут толком понять, к какому региону – Северной или Южной Америке относятся карибские страны».[101] Незадолго до начала работы конгресса, узнав о готовившемся «уравнивании прав» национальных делегаций, представители черных радикальных организаций подготовили так называемый Призыв. Этому документу отводилась роль проекта официальной резолюции конгресса, чтобы хотя бы в усеченном виде закрепить в итоговых материалах форума идеи «Власти черных», вооруженного отпора белым расистам по всему миру, равновеликости таких фигур в истории народов африканского происхождения, как, скажем, Нкрума и Стокли Кармайкл. В правах на поддержку уравнивались освободительные движения Юга Африки и не существовавший даже на бумаге «Панафриканский центр науки и технологий». Всем африканским лидерам предлагали признать верховенство идей Франца Фанона и Элайджи Мухаммеда, Эме Сезера и Малькольма Х.[102]

Британская традиция – своеобразная канцелярская «штабная культура», унаследованная танзанийцами, – помогла справиться с опасностью появления неподконтрольных организаторам документов или выступлений. Была выработана строгая процедура ведения заседаний, точно рассчитано время на обсуждение каждого вопроса повестки дня, исключены какие-либо параллельные обсуждения – планировались только пленарные заседания.[103] Два признанных лидера независимой Африки сделали свои выступления на открытии – Дж. Ньерере и президент Республики Гвинея Секу Туре (его выступление прочел посол Гвинеи в Танзании). Собственно, эти речи и стали тем немногим, что через средства массовой информации вышло за пределы университетских аудиторий. Помимо выступлений Ньерере и Туре было произнесено еще более трех десятков речей делегатами из разных стран и представителями международных организаций. Но пресс-конференции не проводились, потому что они не были внесены в программу конгресса, журналистам роздали заранее отпечатанные тексты программных выступлений, и в результате о настроениях участников теперь можно судить только на основании опубликованных речей упомянутых лидеров.