– Жаль, что так произошло, – сказала Неттл, искренне сочувствуя Клевер.

Та вздохнула и отвлеклась, чтобы понюхать содержимое котелка.

– Тридцать лет уже прошло, к тому же все в деревне были очень ко мне добры. Я словно стала их общей дочкой. Они даже построили мне новый дом, чтобы я могла съехать из того, где жила с матерью.

– А что твой отец? – спросил Келлен. – Он жил с вами?

– Он умер, когда мне было три. – Клевер бросила на Келлена косой взгляд. – Я знаю, почему ты спрашиваешь. Нет, мой отец не был проклинателем. Мы с мамой всегда жили вдвоем.

– Кто, по-твоему, мог ее проклясть? – Келлен не собирался так легко сдаваться. – Может, твоя мама кого-то боялась?

Клевер покатилась со смеху:

– Моя мама никого не боялась! Я не знаю, кто ее проклял, но могу сказать, кто точно ее не проклинал: Макин Прядильщик, пусть даже вся деревня судачит, что это его рук дело. После того как моя мать убежала в лес, он отправился за ней, и больше его никто не видел. Ходят слухи, что он утопился: якобы совесть беднягу заела. Но я думаю, он хотел помочь матери или вернуть ее назад. Он был добрым человеком.

– Тогда почему все на него подумали? – спросила Неттл.

– Потому что легче всего обвинить того, кто не может ответить, – вздохнула Клевер, глядя в огонь. – Иначе придется признать, что мы вот уже тридцать лет живем бок о бок с проклинателем. Сами-то можете представить, каково это? Жить рядом с таким чудовищем. С человеком, который не просто совершил ужасный поступок, но молчит об этом много лет, ходит по деревне и всем улыбается.

– Получается, в деревне осталось всего два поклонника Белтеи, – задумчиво произнес Келлен, когда они вышли от Клевер. – Все прочие либо умерли, либо смогли выбраться из Хавела. Все, кроме Старого Твенса и Джейберта Феррина. Они могут что-то знать.

Через пять минут Келлен вспомнил, почему он на дух не переносит подобные деревеньки. Здесь нельзя просто подойти к кому-то и непринужденно завязать разговор. Ты никого не можешь застать врасплох: всем известно, кто ты и что тебе нужно.

Когда впереди показалась хижина Старого Твенса, тот уже сидел снаружи и ждал их вместе с Джейбертом Феррином. Они даже приготовили для Келлена и Неттл два стула и заварили чай.

– Что ж, – сказал Старый Твенс, подмигнув им здоровым глазом, – мы решили сэкономить вам немного времени. Знали, что рано или поздно вы захотите нас расспросить – как и все, кто приходил до вас. Так что можете потолковать сразу с нами обоими.

Старый Твенс был общительным мужчиной лет шестидесяти, с добродушной улыбкой и крепкими зубами. Джейберт на вид был лет на десять моложе. Высокий, стеснительный, с широкими ладонями, он больше молчал и постоянно что-то вертел в руках. Говорил в основном Твенс, а Джейберт лишь изредка поддакивал другу. Да, тридцать лет назад они были ярыми соперниками, но с тех пор много воды утекло.

– Бедный Макин из-за нее совсем голову потерял, – вздохнул Твенс, многозначительно глядя на Келлена. А Келлен вспомнил слова Клевер о том, что все в деревне считали Макина проклинателем.

– Почему вы все сходили с ума по Белтее? – спросил Келлен. Да, прозвучало не слишком вежливо, но он был не в настроении рассыпаться в любезностях. – Что в ней такого особенного? Только не надо рассказывать про ее красоту и озорной нрав. Какой она была?

Последовала неловкая пауза, лишь отчасти вызванная раздражением. Келлен в своих расспросах отошел от привычного сценария.

– Просто она так улыбалась… – начал Джейберт, но Твенс тут же его перебил: