В первое же дачное утро она взяла пёрышко и отправилась к морю по тропе в зарослях. Верочка долго ждала козла, но он так и не вышел.

Вместо вредных мальчишек в песке возились малыши не старше семи лет. Верочка подошла к ним:

– Мальчики, вы знаете козла, который прошлым летом тропу сторожил?

Мальчишки прервали игру и обернулись к Вере.

– Знаем. Это Митькиного деда козёл был.

Чумазый Митька улыбнулся, показав зазор вместо двух передних зубов:

– Издох он.

– Как издох? Когда? – удивилась Верочка.

– А тем летом ещё жрать перестал и к осени издох, – радостно сообщил Митька.

Верочка отошла в сторону, провела кончиком пера по руке, задумалась. Неужели козёл умер от страха? Что же с мальчишками, которые обзывали её буржуйкой? Она вернулась к малышам:

– А где старшие ребята, которые здесь были всегда?

– Их председатель на работы отправил.

– Кого на рыбу, кого на виноградники.

– А нас не взял, сказал, что малы ещё, – загалдели мальчишки.

Верочка успокоилась. Если обидчики живы-здоровы, значит, кокон не убивает, по крайней мере, людей. Она искупалась и вернулась на дачу. Перо за ненадобностью заложила между страниц книжки.

Обвалившийся потолок в столовой заделали. Стол вернулся на прежнее место. Только вечерами без папы было тихо. Даже Фаня как-то особенно осторожно гремела кастрюлями. Мама то вязала, то читала. Бабушка раскладывала пасьянсы. Верочке казалось, они специально не играют на пианино, не поют и не разговаривают, всё вслушиваются в тишину и пытаются уловить в ней шаги отца. А от него с мая не пришло ни одного письма.

Подходил к концу июль. Верочка загорела, вытянулась, завела дружбу с такими же приехавшими на каникулы девчонками. В компании подружек не было ни скучно, ни страшно. В то лето всех обуяла страсть к собирательству ракушек. Вера раскапывала песок в их поисках, когда её окликнули.

Она не сразу узнала отца в позвавшем её мужчине. За год он осунулся, над переносицей и в уголках рта залегли складки, делающие раньше весёлое лицо угрюмым. Он улыбнулся так же натянуто, как на фотографии в гостиной, и виновато отвёл взгляд. Верочка не решалась подойти и обнять этого чужого человека, стояла как вкопанная, пока брат Сашка не выскочил из волн с криком: «Папка-а!» и не побежал, окатывая загорающих водой и песком, взметавшимся из-под босых ног. Вслед ему неслись брань и угрозы, но Сашка их не слышал. Он уже висел на шее отца. Тогда Верочка ожила и прижалась к папе.

А после все вместе пошли купаться. Папа учил Веру плавать, поддерживая в воде крепкими руками. Верочка смеялась, молотила пятками по волнам, и в искрящихся солёных брызгах отец снова стал родным.

Вечером наконец подняли крышку с клавиш пианино, отец с бабушкой пели дуэтом «Утро туманное». Потом папа исполнял куплеты Вертинского под собственный аккомпанемент, а Вера с Сашей смеялись. Мама впервые за лето не занимала рук вязанием. Она не сводила счастливых глаз с отца. Когда же бабушка предложила ей спеть, мама отказалась:

– Елизавета Денисовна, у меня голос дрожит от волнения. Боюсь, расплачусь.

Верочке вспомнился музыкальный вечер прошлым летом, когда дядя Игорь в шутку сказал, что женится на ней.

– Папа, а Былин к нам приедет? – спросила она.

– Кто? – удивился отец.

– Твой командир, Былин, дядя Игорь.

Отец в недоумении посмотрел на Веру, на Сашу, на маму с бабушкой:

– Верочка, у меня никогда не было такого командира.

– Как же не было? Он приезжал… ой, прилетал к нам прошлым летом из Москвы. Такой с усами, как у Чапая, и в шляпе. И перо, перо было! – Она побежала к себе, достала из книжки пёрышко и вернулась с ним в гостиную. – Вот же! Неужели не помните? Мне его Былин подарил.