Рогачев перебил его:

– Я могу поговорить с ним. Могу сказать, чтобы он остановился, и, поверьте, меня он послушает.

Чиновник лишь с улыбкой покачал головой:

– Нет. Вас он не послушает. Он вообще никого не станет слушать, такой уж он человек. Мы за ним давно наблюдаем и имеем представление о том, что он собой представляет. Берега он давно потерял. Но, – «тезка» говорил почти шепотом, так что Рогачев даже затаил дыхание, чтобы расслышать и ничего не пропустить, – вы ведь человек разумный и даже более чем. Вы-то понимаете, что не надо испытывать терпение, – он вновь ткнул указательным пальцем вверх, – и мы вам предлагаем альтернативу.

– Альтернативу чему?

– Тому, что может с вами случиться, если Хроновский будет изолирован.

Рогачев всплеснул руками:

– Что значит «изолирован»?! Вы хотите сказать, что Бориса посадят?

Чиновник ответил прежним полушепотом:

– Я повторяю, он как козел, который лезет в чужой огород, а за это козла наказывают в присутствии других, чтобы всем сразу было понятно: здесь нечего делать.

Рогачев вновь поморщился:

– Не могли бы все-таки избегать ваших аллегорий? Как-то, мягко говоря, необычно, когда человека с состоянием в несколько миллиардов долларов называют «козлом».

– Хорошо. Тогда прямым текстом говорю: если он выдвинет свою кандидатуру на президентских выборах, то сядет в тюрьму, и надолго. Так надолго, что, возможно, и не выйдет оттуда вовсе.

Рогачев кивнул:

– Понятно. Кто же захочет делиться? Мне это хорошо известно. А какие у вас планы насчет компании?

– «Юксон» перестанет существовать, Петр. Ведь вы прекрасно знаете, кому Хроновский собирается продать долю бизнеса.

– Не понимаю, о чем вы.

– Да все вы прекрасно понимаете. Американцам, вот кому! Ресурсами страны торговать нельзя – это преступление. Налогов «Юксон» не платит, и вы играете во всем этом не последнюю роль. Думаете в Италии отсидеться? Это можно, но зачем вам становиться невозвращенцем? Вы же не завербованный ЦРУ Березовский, которого мы просто выкинули из России как паршивую овцу. Вы нормальный гражданин, семья у вас замечательная, бизнес серьезный.

– Что вы все ходите вокруг да около? Вы мне прямо скажите, чего вам нужно от меня, какие у вас гарантии? Я не чувствую себя слабым, поверьте. И меня придется заинтересовать чем-то совершенно особенным. И вообще я не понимаю, с чего вы взяли, что я стану стучать на собственного компаньона и друга, которого знаю уже лет двадцать?

Чиновник вежливо захихикал, прикрыв рот рукой:

– Да никакой он вам не друг. Мне-то уж не говорите ерунды. А то, что я вам предлагаю, вовсе не на безвозмездной основе находится. Во-первых, вас никто не тронет. Можете въезжать, выезжать, заниматься бизнесом, словом, жить, как жили. Это тот минимум, который, если вдуматься, вовсе минимумом не является, как не является минимумом свобода.

– Если есть «во-первых», то есть и «во-вторых», не так ли?

– Да… – чиновник испытывающе поглядел на Рогачева, – есть и во-вторых.

– И что же это?

– Возможность.

– Простите, я перестал вас понимать.

– Возможность купить себе билет в новую жизнь. Вас сложно чем-либо удивить, я понимаю, но если вы уступите свою долю «Юксона» государству и поможете перевести оставшиеся активы в государственную собственность, то вам будет предложено место, которое даст право иметь вот такое же удостоверение, как у меня. Что вы на это скажете?

Рогачев медлил с ответом, тянул время. Вероятность такого конца «Юксона» никто не прогнозировал, но он, Петр Рогачев, всегда помнил, что играть в игры с государством занятие для идиотов, а он таковым не являлся.