Гера ехал в Кремль на такси. Водить машину он не мог: по его собственному выражению, его «накрывало». Темнело в глазах, начинали трястись руки, зашкаливало давление, и тогда он с трудом парковался на обочине, а если «накрывало» в пробке, то просто включал «аварийку», клал под язык таблетку валидола, капал в открытый рот валокордин и ждал, когда испуганно колотящееся сердце наконец успокоится. Однажды Гера, встав посередине дороги именно таким образом, загородил выезд кортежу огромных черных внедорожников-«Брабусов». Машины были одинаковыми, люди, сидевшие в них, тоже смотрелись на одно лицо: блестящие лысые шары голов, сидящие на крепких трапециевидных шеях, аккуратные арбузы животов, одинаковые безразмерные костюмы, темные очки. Один из этих амбалов, сидевший за рулем впереди идущей машины, высунулся из окна и проорал:

– Эй ты, козел! Уснул, что ли?!

Гера как раз именно в этот момент буквально держал правую руку на своем левом запястье и чувствовал себя настолько плохо, что даже не мог говорить. Поэтому на это далеко не вежливое обращение он никак не отреагировал и продолжал мысленно заговаривать собственный пульс. «Тише, пожалуйста, тише. Доктор сказал, что это пройдет, что от этого не умирают. Это всего лишь посттравматический шок, у всех случается, кто после ранения и…»

– Ты, бля, оглох, мудила? Опусти стекло, я с тобой разговариваю! – Амбал вылез из машины и теперь стоял, нависая над автомобилем Геры, раздуваясь от ярости, словно голодный бегемот. – А то я тебе щас стекло ебну!

Гера, которого появление амбала как-то отвлекло от общения с собственным пульсом, медленно повернул голову, с трудом нажал на кнопку стеклоподъемника и ответил:

– Что тебе от меня надо?

– Ты, бля, кому «тыкаешь»? Ты видишь, кто перед тобой стоит, бля! Да я тебя…

– Послушай, ты, мне с сердцем плохо. А плохо из-за пули, которую в меня «дух» всадил, когда ты брюхо нагуливал. Я в окопах сечку жрал, когда ты блядей апельсинами угощал. Я за тебя воевал, а ты на меня пасть разеваешь. Да пошел ты на хуй, ясно?

Амбал словно мимо ушей пропустил последнее Герино «пожелание» и с уважением отступил от его машины на два шага. Был он, как и все, кто ехал вместе с ним, обыкновенной «пехотой», и вся эта «брабусная» колонна направлялась забирать из подмосковного пансионата загулявшего своего шефа – хозяина водочного завода. Пехоту набирали, как правило, из просто здоровенных, туповатых качков с парой извилин в голове, но даже этих двух извилин хватало им для того, чтобы с уважением относиться к словам «дух», «окопы» и «воевал». Поэтому амбал участливо спросил:

– Что, совсем плохо?

– Да… – ответил Гера, которому на самом деле стало гораздо лучше. Его начинал веселить этот перформанс, и он решил доиграть свою роль до конца.

– Э, пацаны, – зычно «кинул клич» амбал, – тут человеку хорошему плохо, ехать не может. Давайте поможем!

Из «Брабусов» высыпало шестнадцать здоровых «пехотинцев». Они по периметру обступили Герину машину и, по команде подняв ее, аккуратно отнесли к обочине и поставили на колеса.

– Тебе «Скорую» вызвать, братишка? – с несвойственным ему неуклюжим участием осведомился амбал.

– Не парьтесь, ребята, – по-свойски ответил раздираемый изнутри смехом Гера, – со мной не впервой. Посижу маленько (он специально ввернул это слово «маленько»: слишком просторечное, ненавидимое им слово, но зато родное для амбала), и отпустит. Делов-то.

– Куда ж тебя? – участливо осведомился «бегемот».

– Под правую лопатку, – впервые за всю беседу сказал правду Герман.