Норен сделал усилие и кое-как поднялся на четвереньки. Большего сделать не удалось.

— Ты хорошо дрался.

Слова энтари током пробежали по спине. Норен ненавидел себя за то, что они доставляют ему такую радость. Он хотел было ответить, что искусство катар-талах не обрадовало бы энтари настолько, если бы Норен ещё был свеж и здоров, когда та оказалась возле него, но только молчала, глядя в зелёные глаза с золотыми искорками, всё отчётливее проступавшие в темноте.

«Опять», — отчаянно пронеслось в голове. Им никогда не рассказывали, что у энтари есть таинственная сила — одним взглядом, голосом подчинять себе. Норен узнал это сам за годы, проведённые в плену. Большинству из них ему удавалось противостоять. До сих пор — кроме одной.

И вот ещё одна энтари пробовала свою силу против него.

Не получив ответа, зеленоглазая шагнула вперёд, открывая взгляду Норена светлокожее, будто выточенное из мрамора лицо.

— Не знала, что крылатые умеют проливать кровь. Кто тебя научил?

«Мастер Инаро», — пронеслось в голове, но Норен заставил себя промолчать и плотнее сжать зубы. Энтари нельзя доверять. С ними вообще нельзя вступать в диалог. Сказав лишь слово — ты уже проиграл.

- Покажи мне свои крылья. Они черны как ночь, ведь так?

Гостья наклонила голову вбок. Норен смотрел, как рассыпаются по белой ткани туники угольные пряди шелковистых волос. «Ты должен её убить», — напомнил он себе, — «Таков твой долг. И, может быть, Тот сдержит своё слово… и освободит. Позволит умереть».

Как не вовремя эта слабость. Впрочем… может, как раз — вовремя?

— Ты станешь мне служить?

Он не сразу понял, что Хейд задаёт ему вопрос.

— Я не служил и никогда не буду служить никому, кроме зиккурата Сизых Облаков, — голос хрипел, когда Норен произносил это вслух.

Велена постояла за решёткой ещё недолго, развернулась и пошла прочь.

Норен остался один. Закрыл глаза и, преодолев боль, попытался провалиться в сон. Он лгал. Не смел сказать вслух о том, за что до самой смерти будет себя презирать.

«Ты служил энтари, жалкая тварь», — неумолимо настаивал голос внутри него. — «Ты предал всё, чему присягал».

Золотые волосы, рассыпавшиеся по белым плечам, промелькнули у него в голове.

«Будь проклята их красота. Будь прокляты они все».

Если бы крылатые верили в богов, Норен молился бы своим, упрашивая простить за всё, что успел совершить. Но у крылатых были только храмы, в которых они поклонялись сами себе.

«Ты не заслуживаешь, чтобы кто-то тебя искал», — подумал он. — «Ты не заслуживаешь ни свободы, ни смерти. Мастер Инаро никогда не позволил бы тебе войти в храм, если бы знал, кем ты стал».

Велена уже почти покинула колизей, когда дорогу ей преградило тучное тело распорядителя арены.

— Многие были недовольны, патрициана. Вы сорвали хорошее пари.

Велена поморщилась. Говорить с Луцио было ниже её достоинства, но иногда приходилось делать и это.

— Что вы хотите? Чтобы я вернула вам разницу?

— Нет-нет, патрициана. Кто-то был недоволен, кто-то напротив… Когда люди увидели вас на арене, ставки на секторах подпрыгнули.

Распорядитель понял, что ляпнул, и попятился назад. Велена молча смотрела на толстяка.

— Луцио, — сказала она неожиданно, — что вы будете делать с этим гладиатором? Завтра снова выставите его на пари?

— Думаю, да. Что ещё я могу с ним делать?

— Вы видели его? Он едва может встать. Такой боец только подпортит вам репутацию.

— Он принёс мне немало денег, принесёт и ещё. Ну, отлежится немного.

— Я бы дала вам денег прямо сейчас.

— Сколько? — Луцио прищурился, будто принюхивался, пытаясь угадать, в каком кошеле Велена держит золото.