– Ну, значит, пока не судьба, – криво усмехнулся Ливень. – Но ты не грусти, старина. Лотерея – дело пожизненное, а тебе только двадцать три. Успеешь свою удачу словить, я верю…

– Ага, или пулю, – оскалился в ответ Сорока, запивая огорчение остывшим бодрячком.

На душе стало поганенько. Причем не только от того, что вместо фамилии Сорокин ведущий назвал какую-то Бажанову, но и от ожидания второй части розыгрыша…

– Да ну тебя! – отмахнулся компаньон. – На Циферблате живет почти шесть миллионов человек. И уж точно половина из них подала заявки на Лотерею. Сам смекни, какова вероятность, что «морковка» выпадет именно тебе?

– Откуда мне знать? – Сорока дожевывал сосиску, похрустел безвкусной галетой. – Я ж не математик…

– Чтобы не разрушать интригу, получателя неотвратимого «оранжевого билета» мы узнаем не сейчас, – заливался ведущий. – Допустим… в час дня. В это время я с нетерпением жду своих любимых радиослушателей у их приемников. Именно в час пополудни мы убедимся, что в мире и природе существует баланс, в нашем городе построенный на фундаменте равноправия и свободы воли…

Сорока торопливо дотянулся до приемника, выключил.

Настроение, и без того не самое радужное, испортилось еще сильнее. Ливень, помахав на прощание, выскочил вон. Щелкнули замки.

Окончательно потеряв аппетит, Сорока сунул остатки завтрака в холодильник. С недовольством отметил низкий уровень заряда аккумуляторов, взяв на заметку предстоящую чистку солнечных накопителей на крыше. Допил бодрячок, наконец-то почувствовав себя проснувшимся. Заправил майку в штаны, застегнул ремень. Подобрал с тумбочки нож, возвратил его в поясные ножны, снял с полки кепку и очки. Ливень прав – сегодня у него были все шансы снова опоздать на работу…

В подъезде воняло так, словно кто-то не просто нагадил, но после этого еще и сдох.

Брезгливо морщась, Сорока старательно запер дверь. В подъезде дома, подконтрольного Тугому, уцелело двести квартир, но только треть из них была заселена, часто становясь добычей наглых домушников. Несмотря на то, что воровать из их с Ливнем убежища толком нечего, дверь приятели все равно предпочитали держать на замках.

Перешагнув через полосу пыли, Сорока прошелся по специальной доске, спрыгнул на лестничный пролет. Засовы – это хорошо, но и конспирацию никто не отменял: перед квартирой компаньонов лежал серый слой пыли и гора мусора, придававшие площадке нежилой и заброшенный вид.

Скатившись с одиннадцатого этажа во двор, он сразу угодил под беспощадное солнце.

Напялил очки, поглубже натянул кепку. На самодельной площадке играли детишки, с ближайшего продуктового рынка неслись голоса зазывал. Жужжали электропеды почтальонов и посыльных.

Солнышко старалось изо всех сил. Нежное и беспощадное, такое всепроникающее, что хоть по-девчачьи кутайся в его лучики и блаженно наслаждайся истомой. Но это для бездельников. Тем, кто хотел жить лучше, не следовало поддаваться неге.

Широким шагом Сорока пересек двор, вышел на знакомую улицу.

Навстречу тут же устремились десятки торговцев, неспособных купить стационарное место. В лицо совали все подряд: батарейки, наркотики, бутылки с питьевой водой, солнцезащитные очки, кульки с тщедушной картошкой и прочий полезный хлам. Нахохлившись, парень принялся пробивать себе путь, словно старинный корабль среди льдов.

Свернул на еще одну улицу, срезал по мрачным переулкам, пригодным для движения только в светлое время суток. Выскочил на базарную площадь, козырнул поджарым бойцам Тугого, наблюдавшим за суетой с вышки.