И лишь после этого ему стало до конца ясно, почему читавший вводную лекцию Пастырь так настаивал на важности показанной новичкам записи...

* * *

...Целла с очередным темпоагентом проплыла перед глазами и канула в приемном отверстии темпоскопа. Сухо щелкнуло колесо. Вспыхнул свет, отраженный выпуклым кожухом. Запахло жженой пробкой. И в этот момент, не раньше и не позже, оператор словно бы проваливался в прошлое, становясь очевидцем того, что происходило десятки, а иногда и сотни лет назад.

После ознакомления с инструкцией по темпосканингу Вадим поразился, какой колоссальный объем работ проделали те, кто методично и придирчиво собирал темподосье на членов Великого Круга, а также на ведущих мировых политиков, ученых, общественных деятелей или живущих и смертных, волею судеб оказавшихся вовлеченными в важнейшие для мировой истории события.

Конечно, темподосье на верховных иерархов Великого Круга в «гнезде» не хранились, для них существовал специальный, строго засекреченный бункер, в котором работали только Пастыри из Отдела безопасности, причем каждый из них прошел тотальную проверку в Комиссии Верности, таинственном Делекте Ректуме. Правда, коллеги по «гнезду», с которыми Вадим встречался во время перерывов, рассказывали, что иногда кому-нибудь из темпосканеров удавалось заметить на «картинке» в чужом темподосье верховных Пастырей. Это считалось большой удачей, и счастливчика обычно ждал приличный денежный бонус.

Но уже после первых дней, проведенных в «яйце», удивление и ожидание чего-то необычного сменилось разочарованием. Зачастую темпоагенты вообще не несли никакой полезной информации, но это еще полбеды. Львиная доля всех просмотренных оператором «картинок» оказывалась пустышкой. Ничего не значащие сцены из жизни, бесконечно скучные разговоры на отвлеченные темы, утомительная физиология...

Воистину, темпосканинг оказался весьма изощренным наказанием для проштрафившегося Наблюдающего Второго уровня Вадима Завадского!

Смена длилась восемь часов, в течение которых Вадим мог выйти из «яйца» лишь трижды – на ланч, на смок-бриф и на файф-о-клок. Слава богу, создателям и проектировщикам «гнезда» и «яиц» хватило ума разместить в кабинете оператора туалетную кабинку.

Просматривать «картинки» в реальном времени, естественно, было совершенно невозможно, и по умолчании темпоскоп воспроизводил их с пятикратным ускорением. Оператор, заметив нечто интересное и важное, мог замедлить процесс и включить запись.

Рычаг, с помощью которого увеличивалась или уменьшалась скорость сканирования, имел восемь положений. Пользуясь этим, большинство операторов увеличивали скорость до максимума – за превышение суточной нормы по пропущенным через темпоскоп целлам полагалась премия и дополнительный ежемесячный выходной. Разумеется, нелишним он показался и Вадиму.

Но за такую стахановскую работу приходилось расплачиваться, и расплачиваться жестоко. От бесконечного мелькания «картинок» у Вадима уже к середине смены начинала кружиться голова, а к вечеру приходила боль. Она тупым буравом ввинчивалась в череп, и от нее не помогали никакие обезболивающие.

График операторов – день через два – подразумевал, что темпосканер за предоставленное ему время полностью восстановится, отоспится и будет как новенький. Но Вадим к исходу вторых суток отдыха еле-еле отходил от головокружения. Тем не менее, стиснув зубы, он каждый раз, усаживаясь в кресло темпоскопа и повернув ключ-жезл, упрямо передвигал рычаг в крайнее положение.

Наверное, разумно и логично объяснить, зачем он это делает, Вадим бы не смог. Но где-то в глубине души он понимал, что такого ритма долго не выдержит, и втайне желал поскорее приблизить момент, когда его организм «сорвется». Может быть, тогда Пастыри обратят на него внимание и найдут Вадиму Завадскому, исполнительному и ответственному Наблюдающему, достойное его способностей занятие?