Правда, какие уж теперь цели, на шестьдесят-то восьмом году… дальше чем на месяц вперед и загадывать не стоит…

…Он почти дошел – осталось подняться по склону, обогнуть заросли кустарника, отвязать Магдалену и…

Старик остановился. Коровы на лужайке не было.

Генерал аккуратно сложил пачку фотографий. Сомнений не оставалось, но все-таки он спросил:

– Ошибка исключена?

– Исключена, – подтвердил очевидное Капитан.

Странное дело: теперь, когда потенциальная угроза превратилась в реальную опасность, требующую ответных действий, – он успокоился совершенно. Тянувшиеся больше месяца усиленные и подспудные поиски контейнера успехом не увенчались. Штамм сработал, и сработал самым поганым образом, поставив под удар все их дело, – но зато исчезла проклятая, изматывающая неизвестность. Ловля черной кошки в темной комнате закончилась. Начинается охота на смертельного опасного, но зримого и осязаемого противника.

Месяц командировок, месяц, когда отсыпаться приходилось в самолетах – он мотался по бескрайним просторам бывшего Союза (и Седой, и Руслан тоже), не зная и не предполагая, где может всплыть проклятый контейнер.

Череда окровавленных и растерзанных трупов слилась в один непрерывный кошмарный калейдоскоп.

Дальневосточный рыбак, задранный белогрудым медведем, считавшимся вроде относительно мирным и не хищным по сравнению со своими бурыми и белыми родственниками… Алкаш из Усть-Кулома, скончавшийся под елочкой в обнимку с трехлитровой банкой бодяжного спирта и безбожно обгрызенный какими-то мелкими хищниками из породы куньих – завершения экспертизы Капитан не стал дожидаться, улетел, как только лично убедился, что характерных укусов ликантропа на трупе нет… Ребенок с лицом, выжранным уссурийским леопардом, – зрелище, заставившее пожалеть, что этих реликтовых тварей осталось на всю российскую тайгу около тридцати особей, – Капитан предпочел бы ровное и круглое число ноль, невзирая на все лицемерные стоны «зеленых» экологов и прочих любителей животных, предпочитавших любить крупных хищников из своих безопасных и далеких от леса квартир, не стоявших над растерзанными детскими трупами и не беседовавших с бившимися в истерике матерями…

Каналы Генерала работали бесперебойно, сообщения поступали и поступали. Капитан раньше и представить не мог, сколько людей в стране погибает на клыках, на зубах, на рогах и бивнях диких животных. И сколько жертв на счету зверей, числящихся вроде ручными и домашними. Очень много…

Но теперь все закончилось. И началось снова. Контейнер всплыл под самым носом. Два нападения – вернее, два зафиксированных нападения. Другие растерзанные в глухих уголках люди могли числиться пропавшими без вести. Обе жертвы убиты и частично сожраны…

– Ну что же, приступим… – Генерал встал из-за стола, достал и развернул большую карту. Потом снял трубку и пригласил в кабинет Эскулапа.

Коровы на выпасе не было.

Старик не стал изумленно ахать, или протирать глаза, или хвататься за голову, не стал вообще как-либо внешне реагировать. Крепче стиснул в руке небольшой ломик-фомку – им он забивал в землю стальной костыль, к которому крепилась цепь, им же и выдергивал обратно…

Почему цепь? – старик и сам не знал, вроде смутно вспоминалось, что на родине, в Сибири, привязывали скотину на длинные веревки… Или то были не коровы, – козы? А коров пасли стадом, без привязи, с пастухом и двумя подпасками? Он уже не помнил, но здесь, в Александровской, все местные жители пользовались длинными и относительно тонкими цепями…

Цепь, кстати, на месте осталась – лежала в сочной и яркой июньской траве, вытянувшись в ровную линию. И старик медленно пошел вдоль нее, словно надеясь, что на другом конце обнаружится Магдалена, прилегшая отдохнуть в какую-нибудь ямку, канавку, ложбинку и совершенно незаметная со стороны. Вот только нет никаких ложбинок на давно знакомом выпасе.