– … как мы видим, вместо того, чтобы взвешенно оценить собственные силы, указать на необходимость доработки декрета, люди на вверенном им посту пытались выслужиться, – вещал Иосиф Виссарионович. – А когда не получилось, обвинили в своих ошибках доверившихся им людей, и чуть ли не вернулись к крепостному праву! Мы это не должны оставлять без внимания. Все директора заводов, превысившие свои полномочия, должны быть сняты с постов и сурово наказаны! Что касается декрета – никто его отменять не намерен. Но необходимость его доработки имеется, а главное – он должен быть подкреплен законами нашей Советской власти. Я предлагаю Пленуму ознакомиться с черновым вариантом законов, которые необходимо ввести.

Когда я читал стенограмму Пленума, то моему изумлению не было предела. Фактически уже одно это для людей, знакомых со мной и моей работой над статьей, могло сказать, словно я работал по указке Сталина! Но и это было не все.

Через день в ходе Пленума Иосиф Виссарионович обрушился уже на товарища Бухарина и его сторонников. Ловко используя написанные мной тезисы, он в пух и прах разбил его утверждения о необходимости Советской России идти по «американскому пути». Николай Иванович был назван сначала мечтателем, а после и вовсе завуалированно обвинен в попытке контрреволюции.

– … есть мнение, что товарищ Бухарин не до конца понимает, что такое коммунизм. Или же, намеренно искажает его смысл, подспудно пытаясь вернуть нас к дореволюционным порядкам. Он искажает изначальную суть НЭПа, призванного стать переходным периодом, а не начальной базой для развития капиталистических отношений в нашей стране!

Такого жесткого «наезда» на Бухарина похоже не ожидал никто. Все же бывший соратник, пусть и вставший в оппозицию. Особенно этого не ждал сам Николай Иванович. Он даже вскочил на Пленуме и попробовал перебить Иосифа Виссарионовича, но куда там.

Закончил Сталин и вовсе для меня феерично:

– … и все это было подмечено даже не мной, а молодым комсомольцем, беспокоящимся о будущем нашей страны! Именно благодаря товарищу Огневу, мы сейчас хорошо видим, насколько товарищ Бухарин неправ в своем видении развития сельского хозяйства, и сколь опасен такой путь для самих устоев коммунистического общества!

Фактически Сталин сделал меня этой фразой «доносчиком» в глазах одних, «человеком Сталина» в глазах других, и «предателем» в глазах тех, кто знал об участии Бухарина в моей судьбе.

Ноябрь 1928 года

Пленум закончился, а его последствия для меня только начались…

– О, смотрите, Флюгер идет! – раздался голос в коридоре, заполненном студентами.

Понять, кто именно воскликнул, было сложно, слишком много народу. Но по обратившимся на меня взглядам, сразу стало понятно, кого имеют в виду.

Так и не найдя кричащего, я пошел дальше к аудитории. На меня кидали разные взгляды. Кто-то смотрел сочувственно. Кто-то со злорадством. Были и просто любопытные. Но большинство смотрели либо с презрением, либо с брезгливостью. Оно и понятно – только недавно среди комсомольцев разнеслась новость о моем исключении и последующем восстановлении благодаря слову товарища Бухарина, и вот уже товарищ Сталин на Пленуме говорит, что я накатал на Николая Ивановича «донос», раскритиковав его речь. Такая себе «благодарочка». И понятно, почему «флюгер» – тот, кто поворачивается в разные стороны, в зависимости от ветра.

Мог ли я изменить отношение окружающих ко мне? Не знаю. Возможно, но тогда пришлось бы кричать чуть ли не на каждом углу, что с Бухариным я не знаком и его помощь мне, его личная инициатива, а мое мнение о его речи вызвано желанием лучшего будущего стране… Дало бы это что-то? Может и дало. Но мне подобное поведение казалось глупым, да и смысл стараться понравиться абсолютно незнакомым мне людям? Но вот с родителями и Людой объясниться точно придется. Отец пока выступление Сталина на Пленуме не читал – все еще не желает вникать в политику после своего ухода из партии. Но уверен, уже сегодня его на работе просветят. Знает ли Люда, мне пока было неизвестно. Лишь вечером встретимся. Осталось дожить до этого вечера.