Рисковать ему не хотелось, поэтому место, откуда минуту назад доносилась ругань, спецназовцы попросту закидали гранатами. На этом сопротивление бандитов и закончилось.

Руководство выслушало доклад Молодцова о ликвидации лагеря и еще одной банды и предложило ему посидеть на месте до прибытия силовиков и вертолетов. Константин нехотя согласился, выставил два усиленных дозора и разрешил подчиненным отдыхать.

– Вот смотрю я на Кирюху и душа радуется.

– Почему?

– Вроде не молодой, мелковатый, облезлый, образованием не блещет. А гон у него не прекращается. Постоянно за ним какие-то телки заплаканные вьются, готовые все отдать за пять минут общения с нашим героем.

– Ну и что? Молодец. Всем бы так.

– Я не против. Просто разобраться не могу, в чем секрет его кроется.

– По-моему, Кирюха хорошо умеет делать две вещи, которые не всем остальным под силу.

– Ну-ка поподробнее, пожалуйста.

Солнце поднималось все выше, становилось жарко. В ожидании местных силовиков прошел час. Дозорные только что сменились.

Молодцов лежал на молодой травке, прикрыв лицо кепкой. Рядом мирно посапывал Лебединский. Этот парень имел стальные нервы, засыпал в любом месте, в какой угодно час и в самой невероятной позе.

«Ну да, с другими нервами с Галкой – его голосистой женой – не проживешь», – подумал Молодцов и улыбнулся.

Впрочем, сам Ванька тоже не был подарком. Больше всего Костя ценил в нем высокие аморальные качества. Когда Галка сваливала к маме в Кострому, Лебединский использовал свободу по полной программе и бухал от всей души. Друзья отрывались так, что отголоски вольной жизни еще пару недель давали о себе знать в виде увеличенной печени и глаз, покрасневших от бессонницы.

Чуть дальше расположились два закадычных товарища, снайпер Сергей Ковальчук и подрывник Николай Колодин. Этих людей вроде бы мало что объединяло. Разве что возраст – обоим было по тридцать три. Первый родился и вырос в глухой деревне, окончил какой-то замшелый техникум при лесничестве, носил погоны прапорщика. Второй был родом из Ленинграда, имел два высших образования, прочитал всего Достоевского и дослужился до капитана. Тем не менее дружба меж ними сложилась крепкая и настоящая.

– Поподробнее? – переспросил Николай. – Запросто. Во-первых, Кирюха умеет грамотно снять бабу.

– Постой. Что значит грамотно? – не понял Ковальчук.

– Это значит в подходящем месте. Где-нибудь на дискотеке, в кинотеатре, на пляже или при других располагающих обстоятельствах. Ну и по-человечески, без пьяных выходок, оскорблений и наездов.

– С этим ясно. Что дальше?

– Во-вторых, новую знакомую надо уметь разговорить и заставить улыбаться.

– Это еще зачем? – опять озадачился снайпер.

– Затем, чтобы она не заскучала. Если в начале отношений женщина хоть раз зевнет, то считай, что ты больше ее никогда не увидишь.

Прапорщик с недоверием посмотрел другу в глаза и спросил:

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Да уж. Я в этой дисциплине не силен. Выходит, мне до Кирюхи как нашему автопрому до немцев.

– Неужели все так плохо? – с улыбкой полюбопытствовал подрывник.

Товарищ лишь отмахнулся.

– Я способен на простейшую двухходовку. Могу анекдотец какой рассказать, не более. Помню, познакомился с одной кралей. Красивая – глаз не отвести. Долго я ее домогался и осаждал.

– А она?

– Ни в какую. Не ее я типаж, да и все. Хоть пополам тресни! Я и в кафе с ней, и в ресторан, и на выставки, и по ночной набережной. Говорим, смеемся, гуляем, а в партер – никак. Измором брал. Знаешь, что она мне сказала в конце концов?

– Понятия не имею.