Несмотря на разное чувство юмора, я понимала, что Джулиан никого не пытался обидеть; к тому же мне нравилось, как он обходился со студентами. Иногда мне кажется, что уже тогда я замечала в его поведении какую-то напряженность и смутную меланхолию – признаки того, что огромная квартира в Шестнадцатом округе, очаровательная жена и контракт с издательством не приносили ему должной радости. Но скорее всего я это просто придумываю, поскольку в двадцать один год я была слишком поглощена собственными чувствами, чтобы думать еще о ком-то, тем более о человеке старше меня и в социальном плане намного более благополучном.
Забравшись в ванну, я намылила голову, размышляя о том, как ужин с Джулианом поможет мне заново влиться в ритм парижской жизни. Я решила доказать, что стремлюсь к этому, поэтому остановила выбор на черном шерстяном платье. К нему надела тяжелые ботинки, кожаный бомбер и серебристое ожерелье. На мгновение мне показалось, что я переборщила – «рок-звезда возвращается». Но потом решила – пусть, главное, что в этом наряде я чувствую себя уверенно.
Когда я добралась до станции метро, время еще оставалось, поэтому я пошла прогуляться по шумной улице. Возле входа в метро со стороны Страсбургского бульвара я заметила группу китаянок средних лет с хозяйственными сумками наперевес. Они стояли парочками, прислонившись к перилам, и ловили взгляды одиноких мужчин. Своеобразная извращенная версия семейной жизни: отведи меня домой и заплати за секс, но между нами ничего не будет, если ты не поможешь мне дотащить сумки.
Поднимаясь вверх по рю дю Фобур-Сен-Дени, я вдруг поняла, что улыбаюсь – от того, насколько непохож был этот квартал на Шестнадцатый округ, с его бескрайними просторами из гладкого камня, среди которых навсегда затерялось брачное гнездо Джулиана. На металлических ставнях магазинов толстым слоем лежали узоры граффити; когда-то давно, еще ребенком, я впервые увидела такие же в нью-йоркской подземке – тогда они привели меня в ужас. Я шла по очень старой улице, которая, застряв во времени, так и не приобрела современный облик. Ее оживляли лишь курильщики, дымившие на тротуарах рядом с барами. По пути мне встретилось несколько почти одинаковых заведений, но среди них я так и не нашла «Мориссет». Спустя минут десять я окончательно убедилась, что проглядела нужную вывеску. Вернувшись тем же путем, я наконец заметила красный навес, под которым виднелась надпись: «Ле Мари 7».
«Мориссет», «Мари Сет[11]»… Ну конечно. Как типично, с моим-то французским. Внутри, кажется, все посетители были не старше двадцати трех лет, и почти все играли в настольный футбол. Джулиан сидел недалеко от входа. Когда он вернулся с напитками, я извинилась за опоздание и объяснила, что запуталась в названиях.
– Я впервые приехала сюда в девяносто шестом – тогда Аланис Мориссет была очень популярной, – сказала я. – Мы на повторе слушали Jagged Little Pill.
– А я был уверен, что ты из тех женщин, которым нравится Джонни Митчелл, – отозвался Джулиан, стукнув своим бокалом по моему.
– Ее я тоже слушала. Ох уж эти канадские девчонки… умеют они изливать душу. А ты что же, теперь тут?
– Да. Живу неподалеку, на крошечной улице типа тех, что в Лондоне называют «мьюз». Когда-то там были конюшни. Сейчас под моей квартирой работает пивоварня. Поначалу я думал поселиться на пассаж дю Дезир, чуть дальше по улице, но, когда пришел посмотреть место, ворота на территорию оказались закрыты, а потом я так и не собрался.
– То есть ты пришел к воротам, за которыми начиналась дорога желаний, а на них висел замок?