Но кто же надушенный аристократический корреспондент г-жи Пипле?

Другое письмо на грубой, серой бумаге, запечатанное облаткой, было адресовано хирургу-дантисту г-ну Брадаманти. Адрес на конверте, явно написанный измененным почерком, состоял из одних заглавных букв.

Было ли это предчувствие, плод фантазии или факт, но письмо навеяло грустные мысли на Родольфа. Он заметил, что несколько букв на адресе полустерты и бумага в этом месте съежилась: здесь, видно, упала слеза.

Вернулась г-жа Пипле с бутылкой черносмородиновой наливки и двумя стаканами.

– Я замешкалась, правда, сударь? Но стоит войти в лавочку папаши Жозефа, как оттуда нипочем не вырвешься. Старый шалун! Поверите ли, он позволяет себе вольные шутки с такой пожилой женщиной, как я!

– Черт возьми! А что, если бы Альфред узнал!

– И не говорите, у меня кровь стынет в жилах, стоит только подумать об этом. Альфред ревнив, как бедуин; а между тем папаша Жозеф отпускает свои шуточки только смеха ради, промеж нас ровно ничего нет, все по-хорошему, по-честному.

– Вот два письма, их только что принес почтальон, – сказал Родольф.

– Ах, боже мой… извините, сударь… И вы уплатили?

– Да.

– Вы очень любезны. В таком случае я вычту эти деньги из сдачи, которую вам принесла… Сколько там?..

– Три су, – ответил Родольф, улыбаясь при мысли о странном способе расчета г-жи Пипле.

– Почему три су?.. Вы, верно, заплатили шесть су, тут же два письма.

– Я мог бы злоупотребить вашим доверием, удержав с причитающейся мне сдачи шесть су вместо трех, но я не способен на это, госпожа Пипле… Одно из двух писем оплачено. Не хочу быть нескромным. И все же должен обратить ваше внимание на то, что любовные записки вашего корреспондента очень хорошо пахнут.

– Посмотрим, что это такое, – проговорила привратница, беря конверт из атласной бумаги. – Признаться… похоже на любовное письмо. Подумайте, сударь, любовное письмо! Вот те на… Какой это шалопай осмелился?..

– А что, если бы Альфред был здесь, госпожа Пипле?

– И не говорите, я лишилась бы чувств в ваших объятиях.

– Молчу, молчу, госпожа Пипле!

– Какая же я дура!.. – сказала привратница, пожав плечами. – Знаю… знаю… письмо от офицера… Ах, как я испугалась! Но это не помешает мне рассчитаться с вами: итак, три су за одно из писем, да? Пятнадцать су за наливку и три су за доставку обоих писем, итого восемнадцать су; восемнадцать плюс два – двадцать су, прибавляем к двадцати су четыре франка, итого сто су. Счет дружбы не портит.

– А вот еще двадцать су, госпожа Пипле; у вас такой замечательный способ сводить счеты за выданные авансом деньги, что мне хочется поблагодарить вас за него.

– Двадцать су! Вы дарите мне двадцать су!.. Но за что же? – воскликнула г-жа Пипле, испуганная и удивленная столь неслыханной щедростью.

– Примите эти деньги как часть задатка за комнату, если я ее сниму.

– В таком случае я согласна, но я предупрежу Альфреда.

– Разумеется, а вот и второе письмо: оно адресовано господину Сезару Брадаманти.

– Да… это зубодер с третьего этажа… Я положу конверт в письменный сапог.

Родольфу показалось, что он ослышался, но г-жа Пипле пресерьезно бросила письмо в старый сапог с отворотами, висящий на стене.

Родольф с удивлением взглянул на нее.

– Что это? – сказал он. – Вы кладете письмо в…

– Ну да, сударь, я кладу его в письменный сапог. Таким манером ни одна записка не потеряется; когда жильцы приходят домой, Альфред или я вытряхиваем сапог, сортируем корреспонденцию, и каждый получает свое любовное письмецо.

– В вашем доме все так хорошо устроено, что мне еще больше захотелось поселиться в нем; этот сапог для писем особенно восхищает меня.