Он продолжал уже более спокойным и смиренным тоном:

– Увы! Отец, я ведь не из кичливой гордости рассказываю вам о моих былых успехах… ибо, повторяю вам, именно этот успех и погубил меня… Человек изысканный, вызывавший зависть и лесть, человек, перед которым заискивали не какие-нибудь прихлебатели, жаждавшие поживиться крохами с моего стола, а люди, чье положение в обществе было гораздо более высоким, чем мое, люди, перед которыми у меня было только одно преимущество – элегантность… а ведь элегантность, изящество играют в мире роскоши ту же роль, что непогрешимый вкус – в искусстве… я не выдержал испытания успехом, и голова у меня пошла кругом… Я перестал считать деньги: я понимал, что растрачу свое состояние за несколько лет, но не задумывался над этим. Разве мог я отказаться от этой блестящей лихорадочной жизни, где одни удовольствия сменялись другими, одни утехи следовали за другими, после одного праздника затевался другой, меня пьянили наслаждения, мне кружили голову восторги… О, если бы вы только знали, отец, какое это ощущение, когда тебя всюду встречают… как героя дня!.. Когда, входя в гостиную, ты слышишь восторженный шепот, которым встречают тебя… ты слышишь, как одна из женщин говорит другой: «Это он… вот он!..» О, если б вы только знали это…

– Я знаю, – холодно сказал граф, обрывая сына, – я знаю… – Не меняя позы, он прибавил: – Да, несколько дней назад на городской площади собралась толпа; внезапно послышался громкий шепот… похожий на тот, которым вас встречают там, где вы появляетесь, затем взоры всех собравшихся, особенно женщин, остановились на очень красивом малом… совсем так, как они останавливаются на вас… и женщины эти показывали друг дружке на него, приговаривая: «Это он… вот он…» – совсем так, как приговаривают они, видя вас…

– Но кто же был этот человек, скажите, отец?

– Это был мошенник, которого за подлог вели в железном ошейнике к позорному столбу.

– Ах! – воскликнул Флорестан, с трудом подавляя ярость. Затем, изобразив глубокую, но притворную скорбь, он прибавил: – Отец, вы просто безжалостны ко мне… что же я еще могу вам сказать? Ведь я не пытаюсь отрицать свои поступки… я только стремлюсь объяснить вам роковые увлечения, которые к ним привели. Так вот! Можете обрушить на меня самый жестокий сарказм, я все-таки попытаюсь дойти до конца в своей исповеди и постараюсь добиться того, чтобы вы поняли то лихорадочное возбуждение, которое погубило меня, ибо тогда вы, быть может, пожалеете меня… Да, ибо жалеют ведь безумца… а я был тогда безумцем… Зажмурив глаза, я отдавался блестящему вихрю удовольствий, увлекая с собой самых очаровательных женщин, самых приятных мужчин. Как же я мог остановиться? Это все равно, что сказать поэту, изнемогающему под тяжестью творчества, поэту, чей гений разрушает его здоровье: «Остановитесь, хотя вы и охвачены неистовым вдохновением!» Нет, я… я не мог остановиться, не мог отказаться от королевства, которое сам и создал, уйти оттуда с позором, разоренным и осмеянным, чтобы раствориться в никому не известной черни; позволить восторжествовать надо мною завистникам, которым я до тех пор успешно противостоял, которых я подавлял и сокрушал!.. Нет, нет, сделать этого я не мог!.. Во всяком случае, по своей воле. И вот наступил роковой день, когда в первый раз у меня не оказалось свободных денег. Я был просто изумлен, как будто такой день не должен был непременно наступить. Однако у меня еще оставались мои лошади, мои экипажи, обстановка этого особняка… Расплатившись с долгами, предварительно все распродав, я мог бы сохранить какие-то жалкие шестьдесят тысяч франков… быть может… Что бы я стал делать со столь мизерной суммой? И тогда, отец, я сделал первый шаг по стезе бесчестия… Я пока еще оставался честным… я истратил только то, что мне принадлежало; но начиная с того дня я стал делать долги, которые – это было очевидно – уплатить не смогу… Я продал все, что мне принадлежало, двум из моих слуг, чтобы рассчитаться с ними и получить возможность еще полгода, не возвращая долги кредиторам, наслаждаться роскошью, которая всегда опьяняла меня… Чтобы уплачивать карточные проигрыши и продолжать мои безумные траты, я начал брать деньги у ростовщиков; затем, чтобы расплатиться с этими ростовщиками, я брал в долг у друзей, а чтобы расплатиться с друзьями, стал брать взаймы у своих возлюбленных. Исчерпав все эти возможности, я оказался над пропастью… Из честного человека я превратился в афериста… но я еще не сделался преступником… И тут я заколебался… я хотел было решиться на отчаянный шаг… участвуя в нескольких поединках, я уже знал, что не страшусь смерти… и я решил покончить с собой!..