И начальница, и подчиненные весело рассмеялись.

– А минусы в чем… я про женский ум, Валентина Андреевна? – не унимался Маркелов, пытаясь наигранной серьезностью стереть с мальчишески пухлых губ следы улыбки.

– В неразборчивости, в суетности, в скоропалительности выводов.

– Ну, Валентина Андреевна, вас в этом нельзя упрекнуть, – покачал головой Антонов.

– Вишь ты как подъехал! – рассмеялась Вершинина, – ладно, с женской психологией разберемся после, если у вас будет желание. Значит, Петрович в убийстве не признается?

– Нет, не признается. Говорит, зачем мне его убивать? А как труп в ванной увидел, чуть в обморок не ляснулся, артист еще тот! – воскликнул Маркелов.

– Так, а Силантьев что? – Вершинина снова заняла свое место за столом.

– Силантьев приказал своим архаровцам поднять соседей, без понятых-то нельзя, и пошел у Трифонова обыск делать. И что же вы думаете, – Маркелов хитро заулыбался, – в грязном белье в стиралке нашли десять золотых монет царской чеканки, как записали в протоколе, «желтого металла». Спрашивают Петровича, твои? Он говорит, нет, впервые, мол, вижу. А у Федорова в пластиковой папке с кармашками, где он монеты свои хранил несколько кармашков пустыми оказались.

– И как же наш сосед это объяснил? Погоди, – Вершинина сняла трубку зазвонившего телефона. – Доброе утро, Михаил Анатольевич. Все в порядке. Хорошо, сейчас поднимусь.

Она опустила трубку и, обращаясь к ребятам, сказала:

– Подождите немного, я скоро, шеф вызывает.

Валентина Андреевна подошла к висевшему на стене большому овальному зеркалу и, не смущаясь присутствия подчиненных, поправила макияж, откинула челку со лба и неторопливо вышла из кабинета.

– Ну, Валандра, – полувосхищенно-полуязвительно произнес Маркелов, – даже к шефу идет как пава.

– А как она тебе насчет женского ума втирала. Всеохватность… Интуиция… – довольно удачно спародировал Вершинину Шурик.

– У нее котелок варит, что надо. – Маркелов вступился за Вершинину. – сидит-сидит, молчит-молчит, а потом – нате – все по полочкам разложит.

– Не зря она в ментовке лет десять отпахала, и хоть и турнули ее оттуда, а полковники с ней за ручку здороваются, сам видел, когда ее отвозил в управление, Сергей тогда отгул брал.

– Да, уважают нашу Валандру. – согласился Вадим, – только вот ты мне скажи, ты с ней какого-нибудь мужика рядом можешь представить?

– Ха, – коротко хмыкнул Шурик, – мне и представлять не нужно, не далее как вчера видел ее в компании с одним дядечкой, ничего так дядечка, ездит на девятьсот шестидесятой «вольвочке».

– Да я не об этом говорю, ты бы смог с рентгеном жить? Она же всех насквозь видит, только делает вид, что ничего не замечает. А как баба она вполне, хоть для меня и тяжеловата немного.

– Да она с тобой и не ляжет, – подковырнул дружка Шурик, – не тот масштаб.

– Вот и я про то же…

– Про что ты? – подхватила стремительно вошедшая Валандра.

Маркелов с Антоновым понимающе посмотрели друг на друга.

– Да мы о своем, Валентина Андреевна, о девичьем. – отшутился Шурик.

Вершинина снова устроилась за столом и, как будто никуда не отлучалась, продолжала:

– Как же сосед это объяснил?

– Да никак не объяснил, зенки выпучил и варежку раскрыл. Не мои, твердит, и как ко мне попали, не знаю. – сказал Маркелов.

– А Силантьев?

– Этому Эркюлю Пуаро все ясно, как дважды два, – пренебрежительно отозвался о Силантьеве Вадим, – он не сомневается в виновности Трифонова. А вообще-то убийством будет заниматься, наверное, прокуратура.

– Нам-то что волноваться, – встрял Антонов, – сигнализация не подвела, к нам претензий быть не может, а теннисисту она теперь без надобности.