Наташу тетушка любила, истово жалела и… чуточку опасалась. Странный ей достался ребенок – тихий, постоянно будто обращенный куда-то в глубь себя, неулыбчивый, неласковый. Никогда первой не заговорит, не подойдет. Окликнешь – не сразу отзывается. А то и вообще мимо ушей слова пропускает, как не слышит.

Когда-то знакомый врач, лечивший тетю от всех болезней – от мигрени до насморка – бросил мимоходом: «У вашей девочки, похоже, аутизм!» Тетушка Соня зарыдала сразу от всего: и от того, как ужасно это звучит, и от того, что у бедной сироты, вдобавок к горькой доле, еще и какое-то страшное заболевание. Доктор, втайне довольный эффектом, ободряюще похлопал ее по плечу. «Ничего, ничего. И не с такими диагнозами люди живут». Он любил сперва ошеломить пациента, выбить почву из-под ног, а затем красивым жестом протянуть руку профессиональной помощи. «Эмоциональная сфера, конечно, всегда останется бедной. Говоря проще, ваша племянница никогда не научится нормально жить с людьми – дружить, любить. Она – Человек дождя. Есть такой американский фильм, я недавно видел».

Эскулап упивался вытянувшимся лицом Сони.

«Лечить-то как, доктор?» – всхлипнула несчастная женщина. «Никак. Только адаптировать к обществу».

Девочка, о которой шла речь, стояла за приоткрытой дверью и слышала все от первого до последнего слова.

Тетушка Соня рьяно принялась выполнять наказ врача, и делала это с таким энтузиазмом, что в пятнадцать лет Наташа сбежала от нее в квартиру родителей. После этого две женщины, юная и пожилая, зажили мирно. Соня смирилась с тем, что никогда не сделает из Наташи образцового члена общества, и оставила лишь одну цель – выдать бедную девочку замуж.

Борис, с ее точки зрения, выглядел идеальной партией.

Наташа об идеальной партии не думала вовсе. Она пыталась представить, каково это – когда два человека постоянно сосуществуют рядом. Если с пятнадцати лет живешь одна, понемногу приходишь к выводу, что лучший партнер для человека – это кошка. Единственный недостаток кошки в том, что она не убирает за собой. Но это и ко многим людям относится.

Однако Борис был очень настойчив. Даже настойчивее, чем тетушка Соня.

Они познакомились в ресторане, на дне рождения у Наташиной подруги. Борис с приятелем сидели за столиком и развлекались, оценивая окружающих женщин. Десять баллов – годная самочка. Один балл – некондиция.

Наташа встала со своего места, чтобы сказать тост, и Борис поперхнулся баллами.

Три месяца спустя он привез ее знакомиться с родителями.

Она им понравилась. Молоденькая, славная, глазки умненькие. «Интеллигентная девочка, – одобрила мама. – Сразу видно, из хорошей семьи».

– Только ты вот чего, Боря… – сказал отец, пощипывая усы, – ты там контракт подпиши с ней. Этот, брачный. Чтобы не дай бог чего! А то эти москвички… Чтобы вот она где у тебя сидела!

И вскинул крепко сжатый кулак.

Опасения родителей Борису были понятны. Пятнадцать лет назад он перебрался из Копейска в Москву – нищий парень с угрюмым взглядом и волчьей хваткой – и с тех пор неуклонно выцарапывал у судьбы свою долю счастья. Доля, в основном, имела денежное выражение.

Теперь он с полным правом мог назвать себя состоявшимся человеком.

Бизнес – свой.

Квартира – отличная, на Соколе: мечта, а не квартира!

Родители под боком, живут не тужат в своей двушке.

А Наташа кто? Бедолажка, сирота московская. Ютится в комнатушке, оставшейся от покойных родителей. Закончила искусствоведческий, поработала в музее, потом ушла и занялась совсем уж полной ерундой: научилась из бисера и камешков плести бусы и стала продавать их через интернет. Всех развлечений – раз в пару месяцев съездить в Европу, ухватив самые дешевые билеты, а там бродить по барахолкам, выискивать всякую старомодную дрянь.