Как всегда, стоило нашим телам соприкоснуться — здравый смысл рассыпался, разлетелся вдребезги, уступая голым инстинктам, животному желанию обладать другим человеком. Я вцепилась ему в плечи когтями, оставляя красные полосы, впиваясь в плоть, желая причинить ему столько боли, но сколько хватит сил. Захар стряхнул с себя мои руки, обхватил запястья и вжал их в подушку над моей головой.
— Ты мне все мозги вытрахала! — прорычал, снова толкая вперед, пронзая бешенным пьяным взглядом.
— Я?! Да это ты меня преследуешь!
— На хер надо, — сильное тело ритмично двигалось, с остервенением вколачивая меня в жесткий матрас.
— Так отвали от меня! Держись подальше! — простонала, выгибаясь навстречу.
— Сил нет, — вцепился рукой в волосы и к себе дернул, вынуждая подставлять губы под поцелуи, — прибил бы, да с ума схожу, если не вижу тебя.
Он пьян. Он просто пьян и не понимает, что несет! Завтра вспомнит свои слова и сто раз пожалеет. Но тем не менее сердце дрогнуло, и где-то внутри него сжалась тугая пружина
— Просто тебя выбесило, что я не стала прятаться в душевой и рыдать, — огрызнулась, дурея от его прикосновений, — а вышла как ни в чем не бывало. Ай!
Он укусил меня за шею, тут же присасываясь, как пиявка. Доводя до исступления. Каждое его движение, каждый толчок — как инъекция чистого безумия прямо в кровь. Жар внизу живота разгорался все сильнее. Пошлые звуки соприкасающихся тел. Дурманящий запах похоти, жар прикосновений. Кожа к коже. Стонала под ним, молила не останавливаться. И было плевать на все. На то, что вел себя как последняя скотина, на то, что превратил мою жизнь в нескончаемую битву, на то, что ввалился вот так, посреди ночи злой, пьяный. На все плевать. Лишь бы не останавливался, продолжал сжимать сильными руками, зло наматывать волосы на кулак и трахать, как доступную дрянь.
Я и есть дрянь, доступная для него, всегда. Дура, не способная держать свою похоть под контролем. Но об этом я буду горевать потом, наедине с собой, а пока лишь крепче к нему прижалась, отвечая на поцелуи, подхватывая любое движение, отзываясь на каждое касание. Кусала губы, чтобы сдерживать его имя, рвущееся с губ.
— На тебя все пялились! — прорычал, вцепившись пальцами в подбородок, не давая отвернуться.
— Ты сам этого хотел, — извернулась и укусила его.
Сильно. Не жалея. Его не надо жалеть. Его надо удавить, сжечь, а прах развеять, чтобы не отравлять жизнь!
— Да не я это придумал! — продолжал вколачиваться, как безумный, руками вцепившись в бедра, с каждым движением дергая на себя, насаживая еще сильнее.
— Мне плевать! Ты мог это остановить. Если бы захотел!
Перед глазами искры, и сладким спазмом сводит живот. Выгнувшись навстречу, застонала, чувствуя, как он двигается внутри, чувствуя каждый сантиметр, каждую вену, чувствуя, как напрягается член, становясь еще больше и тверже.
— Зараза, — проревел, как медведь.
Вдавил меня в матрас, так что не вдохнуть, сделал еще несколько резких движений и замер, тяжело дыша, содрогаясь всем телом. Безумный секс двух ненормальных. Мы терпеть друг друга не могли, но и сопротивляться бешеному притяжению не было сил.
— Слезь с меня, — попыталась столкнуть его, — мне тяжело.
— Потерпишь, — он даже не шелохнулся, только сжал меня сильнее, тяжело дыша в шею.
— Мерз!
Снова попыталась его укусить, но он увернулся, поднялся, опираясь на руки, по обе стороны от меня, и скатился в сторону. Стащил презерватив и небрежно бросил его в сторону. Ладно, хоть защитой озаботился, прежде чем лезть на меня.
Я вскочила на ноги и бросилась к холодильнику. Мне срочно надо было попить. Воды. Ледяной. Потому что я вся пылала. Щеки, губы, шея, все те места, которых он касался. Меня трясло от жажды.