Все это время я помнила его прикосновения, его вкус, запах. Как дура хранила в памяти эти воспоминания, видела во снах, в тайне надеясь, что когда-нибудь будет повторение. И теперь мне плевать. Даже если сейчас распахнется дверь, и на пороге появится сам ректор. На все плевать, лишь бы Захар не останавливался.

Поцелуй становился все злее, глубже, вынуждая трястись от возбуждения, что волнами накатывало, лишая последних остатков здравого смысла. Больше ничего не имело значения. Только Мерз и мое дикое желание быть с ним. Ощущать его прикосновения, его губы на моих…

Я не сопротивлялась и окончательно теряла связь с действительностью, когда мой бюстгальтер оказался отброшенным в сторону. Лишь охнула, когда он грубо припал к соскам, втягивал губами, то прикусывая, то обводя языком, разжигая пожар, доводя до безумия. Его руки нагло нырнули под оставшуюся одежду. Дернули за резинку, одним движением стягивая до середины бедра и спортивные брюки, и белье. По коже мазнуло прохладой, но тут же затопил жар от прикосновений, когда Мерз грубо сдавил бедра, впиваясь пальцами в нежную кожу. Снова завладел губами, еще требовательнее, жестче. Сжимая ягодицы, бесцеремонно двигаясь к цели. Я дернулась, когда пальцы накрыли мокрую, изнывающую плоть, но он не отпустил, только сильнее вдавил в стену, не позволяя даже пошевелиться.

— Кто еще из нас доступный, — в хриплом голосе прозвучала насмешка, когда наглые пальцы вторглись внутрь. 

Я не смогла сдержать стон, когда он делал ими поступательные движения. Бабочки дико бились в живо, требуя продолжения. Все тело горело, кровь кипела в венах, билась в висках, почти больно пульсировала внизу живота. 

Доступная. Мокрая. Горячая. Для него.

Снова двигал пальцами, и я, уже не сдерживаясь, стонала в голос, запрокинув голову и мечтая о большем, сама двигаясь навстречу. И мне все равно, что он обо мне подумает.

Открыла глаза и посмотрела на него, прямо в глаза, не скрываясь, отбросив в сторону ненужную стеснительность. У Меранова сбилось дыхание, и окончательно сломалась выдержка.

— Зараза! — рывком развернул меня к себе спиной и надавил на поясницу, вынуждая прогнуться. Я слышала шорох одежды, слышала, как торопливо скрипнула молния ширинки и жмурилась от томительного предвкушения, ерзая на месте, распаляя его еще больше.

Член уперся в промежность, скользил по горячим складкам и медленно проталкивался вперед, внутрь, заполняя собой до упора. Остановился, когда достиг предела, и так же медленно выходил полностью, заставляя стонать от разочарования. Пыталась двинуться следом, но Мерз держал, не давая шевелиться, мучая, доводя до исступления.

Резким толчком возвращался обратно, я и полностью его принимала, подстраиваясь под размеры члена, наслаждалась ощущением наполненности.

Он замер на мгновение, а потом начал резко двигаться, впиваясь пальцами в мою задницу. Каждое соприкосновение наших тел сопровождалось пошлым шлепком. 

— Я ненавижу тебя, Оса, — шептал на ухо, опаляя горячим дыханием.

Дернулась от его слов, испытывая внезапную неуместную боль, но он лишь крепче придавил к стене и продолжал двигаться, вколачиваясь в мое тело, которому на все плевать. На ненависть, на злость, на то, что все это неправильно.

Тело млело, звенело, требуя продолжения, и призывно выгибалось навстречу Меранову. С каждым мгновением он двигался все разъяреннее, резче, проникая все глубже. Я уже не могла дышать. Сердце билось в горле, перекрывая кислород. Перед глазами темные круги. Болезненно-сладкая истома в животе нарастала, стягивалась, как пружина, пока, наконец, не сорвалась, пронзая острым наслаждением каждую клеточку, разрывая на части, ломая хребет, кости, уничтожая до основания.