— Цветочек, — тяну я, наклонившись к ней. — С этого дня я только твой, а ты моя, — шепчу ей на ушко.

Она густо краснеет и ошарашенно таращит свои красивые серые глаза.

— Какого, блин, черта, Морозов? — злится она. — Что за чушь ты несёшь?! Отстань от меня уже!

Смотрю на ее румяное от стыда лица и балдею. Никогда не замечал, что Кравцова может быть такой милой.

Большие, серые глаза, крохотный носик, покрытый веснушками, маленькое личико и пухлые губы. До безумия красивая.

— Не отстану, Цветочек, — словно загипнотизированный смотрю на ее губы. — Теперь ни за что не отстану.

В следующий миг я впиваюсь в ее губы. Страстно целую ее, не замечая бесполезного сопротивления.

Проталкиваю язык внутрь, натыкаясь на барьер в виде зубов. Слегка нажимаю на щеки, из-за чего барьер пропадает.

Виолетта мычит, пытается оттолкнуть меня, но в итоге, просто сдается и стоит. Никак мне не отвечает.

Вдоволь насладившись ее, отстраняюсь и с удовольствием облизываю губы.

— Закончил?

— Закончил.

— Отлично, — она размахивается и ударяет меня по щеке. От неожиданности не успеваю никак среагировать и остановить ее. — Ты моральный урод! Я тебя ненавижу! Сдохни! — кричит со слезами на глазах и, развернувшись, выбегает из спортзала.

Смотрю ей вслед и понимаю, что я настоящий мудак, который все запорол.

7. 7. Несправедливость

Виолетта

Устало мою посуду, в мыслях вновь и вновь возвращаясь к тому моменту, когда этот идиот поцеловал меня. Украл мой первый поцелуй.

Я просто не понимаю, чего он хочет этим добиться! Так нравится ему издеваться надо мной?! Унижать меня перед всеми?!

Раньше он часто измывался надо мной, собственно, как и я над ним. Только тогда это было намного безобиднее. Это было что-то вроде войны, которая нам обоим нравилась.

Но теперь он перегибает палку. Переходит все допустимые границы!

Мало того, что унизил перед всеми, так ещё и вцепился в меня, словно хищник в свою добычу.

Когда Морозов совершил нечто подобное, я была в полнейшем ступоре, а потом пыталась вырваться из лап этого животного. Не хотелось окончательно потерять свою честь.

Его поцелуй был такой грубый и болезненный. Совсем не такой, как я себе его представляла, когда была помладше. И совсем не тот человек, с которым я бы хотела поцеловаться в первый раз.

На глаза снова выступили злые слезы, но я их быстро смахнула. Нечего мне сопли размазывать! Этот идиот того не стоит!

Больше ни за что и никогда я не позволю ему подойти ко мне! Ни за что не заговорю с ним!

Стараюсь больше не думать о его наглой, но весьма красивой, морде и быстро протираю посуду. Мне ещё нужно закончить уборку на втором этаже и сделать домашнюю работу, так что нет времени на эти страдания.

— Ты до сих пор на кухне возишься? — в комнату входит мачеха, как всегда, недовольна. — Ну какая же ты черепаха! Ужас просто! Не можешь даже посуду помыть! Бесполезная тварь! И зачем я тебя только в своем доме держу? Выгнать бы тебя взашей!

Сжимаю челюсть и кулаки, пытаясь сдержать свою злость. Знаю, что если сорвусь, то будет только хуже.

Но как же порой хочется поставить эту тварь на место. Хорошенько объяснить, что это не ее дом и никогда им не был!

Вместо этого я просто злобно на нее смотрю и выхожу из кухни, игнорируя ее проклятья, кинутые мне вдогонку.

Захожу в ванную и беру все принадлежности для влажной уборки.

Нахожу свои дешёвые проводные наушники и подключаю их к разбитому, еле живому телефону, включаю музыку на полную громкость и отключаюсь от этого мира.

Около двух часов убиваю на уборку всех комнат и наконец со спокойной душой могу идти к себе на чердак и делать домашнее задание. Больше меня никто не посмеет сегодня потревожить.