— Я погорячился. Беру свои слова назад.

Колеблюсь. На извинения это если только с натяжкой тянет, но что-то мне подсказывает, что большего от Славы вряд ли дождёшься. По крайней мере, сейчас.

А потому на этот раз не ухожу. Киваю и, вздохнув, с нажимом уточняю:

— Какие?

— Те, где мы друг другу никто и не можем говорить. Можем. И подвозить я тебя готов, — миролюбиво поясняет Слава, вот только его взгляд источает вовсе не дружелюбие. Такое ощущение, что я конкретно так напрягаю этого парня. — Просто о том, что мы типа брат и сестра, трепаться не надо, — добавляет небрежно.

Кусаю губу, настороженно окидываю взглядом Славу, уверенно восседающего на мощном байке. Пытаюсь понять, что за человек. Не особо получается.

Что ж… Первое знакомство у нас явно не задалось, но раз нам придётся жить в одной квартире ещё неизвестно сколько, не стоит усугублять конфликт. Тем более что я вообще не люблю ссориться.

Неловко улыбаюсь, рассчитывая, что Слава тоже сделает это в ответ, и так замнём. Но он отчего-то хмурится, задумчиво глядя на меня.

— Я всё равно не сяду на эту штуку, — тогда просто сообщаю, глядя на байк.

Даже представить себя на нём не по себе. Тем более себя, держащуюся за Славу…

— Боишься? — вкрадчиво интересуется он, чуть подавшись в мою сторону.

Глаза в глаза. Наши взгляды сталкиваются так неожиданно и цепко, что дыхание сбивается. Замираю, вглядываясь в потемневшую синеву.

— Ты был несправедлив с родителями, — это вырывается само.

Не то чтобы я стремлюсь понять этого человека вот прям сейчас. Или хоть как-то приблизить к привычному мне миру, где люди не жестоки. Но и промолчать не получается.

Слава нехорошо ухмыляется:

— А они со мной были справедливы?

Отвожу взгляд. Нет, конечно. Мне и самой не нравится сложившийся расклад, тем более, моё невольное в нём участие. Но говорить об этом Славе не хочется — да и обещала же Максиму Леонидовичу быть осторожнее с этой темой.

— У всех бывают проблемы. Уверена, что твой папа всё равно сбирается тебе купить квартиру, просто позже, — осторожно поясняю.

— Закрыли тему, — тут же жёстко обозначает Слава.

Поджимаю губы. Часы до сих пор сиротливо валяются где-то в коридоре, а мама наверняка чувствует себя как минимум некомфортно в присутствии пасынка. Я уж молчу про Максима Леонидовича, вынужденного принять сложное решение. А Слава явно не собирается облегчать участь никому из нас.

— Если ты хочешь со мной общаться, начни носить часы и извинись перед родителями. Передо мной не надо, — неожиданно даже для себя выдвигаю ультиматум.

Причём твёрдо, уверенно. Слава явно ошеломлён. Сжимает руль на своём мотоцикле так крепко, что я вижу побелевшие костяшки.

В итоге он всё-таки не выдерживает.

— А ты не охренела, мелкая? — окидывает меня уничтожающим взглядом. — Указывать мне вздумала?

Непроизвольно отступаю на шаг. Враждебность в его голосе обдаёт чуть ли не презрением.

— Погорячился, говоришь? — насмешливо переспрашиваю, а у самой голос чуть дрожит. — Ты этого не чувствуешь на самом деле.

Слава вздыхает, на короткое время отведя взгляд. Будто призывая себя перенастроиться. Не пойму только, зачем ему это, если одно моё присутствие вымораживает его.

— Я пытаюсь мирно сосуществовать, — бросает он. — Это проблема?

Сомнительные у него способы. Общаться с ним как ни в чём не бывало, наблюдая, как Слава игнорирует подарок отца или попытки моей мамы ему понравиться?

— Я не умею притворяться. Друзьями мы не станем, — сухо говорю, как есть.

Ответа не жду — обхожу байк. Только и успеваю, что увидеть странную ухмылку перед тем, как слышу многозначительное: