— Превосходно. Кузя, хватит вещей!
— Молчи и делай ненавязчивое лицо!
— Какое-какое?
— Ну такое…
Он изобразил из себя девочку-колокольчика с широко распахнутыми глазками и мимолётной улыбкой незамутнённого сознания. Я расхохоталась на весь магазин и получила охапку вещей в руки.
— Глинская! Пошли мерить!
— Вот это вот всё?
— Всё, — безапелляционно заявил Кузя. — Особенно я желаю видеть на тебе вот это.
И он сунул мне короткое платье в облипку. Я только глаза закатила, но послушно взяла и платье. Мы направились к указателю «Примерочные кабины», и Кузя ловко увлёк меня мимо череды разноцветных дверей к самому концу, к зеркалу, в котором отразились наши незамутнённые сознания на лицах.
— Слушай, тут двери! — сообразила я. У Кузи от уха до уха растянулась улыбка чеширского кота, и друг гордо заявил:
— Я же готовился!
— Готовился он, — хихикнула я. — Все магазины обошёл?
— У меня есть интернет и ТрипЭдвайзер! За-а-аходи!
Я зашла в распахнутую дверку кабинки и осмотрелась, обернувшись вокруг своей оси:
— Нормально тут. Даже очень прилично!
— А як жеж, мадам!
Кузя защёлкнул замок и отобрал у меня ворох вещей, бросил на скамейку. Вешалки возмутились с глухим стуком. Я повернулась к Кузе и попала в объятья сильных рук. Дыхание снова обожгло губы, а внутри защекотало возбуждение, подстёгнутое адреналином. Везде люди, везде слышны разговоры, в соседней кабинке шебуршание… А в нашей градус повысился, когда Кузя без разговоров стащил с меня кофточку и расстегнул лифчик.
— Какой хороший свет! — пробормотал он, глядя мне в глаза и пощипывая пальцами соски. Тёмные радужки затопило желание, но кроме него я увидела ещё что-то. Что-то пока не понятное. И пофиг! Пусть смотрит, я люблю, когда он на меня смотрит! Пусть ест меня глазами! И губами! И руками… Всем телом! Членом…
Я, кажется, даже начала постанывать от мягких ласк, которые совсем не были похожи на те, в туалете. Похоже, мы сегодня займёмся полной программой и закончим часика через два! Кузя закрыл мне рот губами, приглушив стоны, стаскивая брюки с моих бёдер. Извернувшись, я помогла ему, пытаясь сдержаться. Мать моя женщина, давай же, Кузенька, давай, действуй!
— Что ты думаешь об этом платье, Глинская?
— Какое к чёрту платье?
— Вот это вот, ты что, забыла?
— Плевать на платье!
— Не надо на него плевать, — тяжело дыша, Кузя чуть было не зарычал от вожделения, но протянул мне платье, уронив вешалку. — Надевай!
— Обалдел!
— Тебе что, жалко?
— Не жалко, — фыркнула я, закатив глаза. — Ты придурок!
— Не буди во мне зверя!
— Я уже говорила, не боюсь я твоего внутреннего хомячка!
Он буквально засунул меня в это идиотское платье, несмотря на мои протесты, и одёрнул его на бёдрах, а потом повернул лицом к зеркалу:
— Ну, смотри! Классное же, правда?
— Правда, — я разгладила плечики, сжала ладонями груди, чтобы сблизить их, и Кузя повторил этот жест поверх моих рук:
— Ты в нём шикарно смотришься! Нет, надо брать, серьёзно!
— Платье или меня? — фыркнула.
— Тебя, конечно! Платье ещё подумаем…
Мы думали. Мы очень усиленно думали над платьем, когда пробовали его на прочность, стягивая, растягивая и натягивая, расстёгивая пуговицы, теребя подол, чтобы он не мешал… Мы пробовали платье и спереди, и сзади, и эта последняя поза мне понравилась больше всего, потому что я упиралась ладонями в зеркало и видела Кузю, который откидывал голову, кайфуя, когда думал, что я не смотрю… И то, что я видела в зеркале, переполняло меня эмоцией, которую я никак не могла определить. Потом на досуге подумаю, что бы это могло быть…