Благо, знакомый затылок мелькает в толпе высыпающих из аудитории одногруппников и притягивает к себе взгляд цепких глаз. Заставляя меня резко соскакивать с насиженного места, пихать недоумевающему Веселовскому стаканчик с остатками ванильного капучино (по крайней мере, так гласит полустертая выцветшая наклейка на автомате) и, расталкивая нерасторопных студиозусов, мчаться в погоне за Смирновой в другой класс.

Чтобы усесться позади нее. За вечно пустующую вторую парту, вопреки укоренившейся привычке подниматься на тесно забитую такими же троечниками и прогульщиками, как я сам, галерку.

Эдакий образчик примерной девочки и всезнающей зубрилки, Вика не сошлась ни с кем из потока, будучи принципиальной в вопросах списывания и подготовки домашнего задания. Смирнову не любят за ее резкие высказывания, завидуют налаженному контакту с большинством из преподавателей и осуждают. За идеально выполненную контрольную, за аккуратно сложенную на углу стопку из тетрадей и методических пособий, за слишком простой прикид и, конечно, за отсутствие на всех универских тусовках.

Правда, Смирнову это мало заботит. Она с грацией королевы занимает свой островок отчуждения и тщательно конспектирует преподносимый лектором материал, не обращая внимания на сверлящие спину неприязненные взгляды и злобные шепотки.

– Привет, Вик. Есть запасная ручка?

Вынырнув из раздумий, я дотрагиваюсь до предплечья Смирновой. Вздрогнув от моего прикосновения, она резко оборачивается и прикладывается коленом о нижнюю крышку стола. Шипит, потирая ушибленную конечность, и недобро на меня смотрит.

Я же строю невинную моську и усиленно делаю вид, что не имею никакого отношения к ее злоключениям.

– Сгинь, нечистая, – оставив конечность в покое, бурчит Смирнова и на всякий случай меня крестит. – Не сгинешь, да?

Не выдерживаю. Хмыкаю, сцеживая в кулак смешок. Наблюдать за ее безуспешными потугами с подчеркнутым удовольствием. Вика такая взъершенная и колючая, что я сам не замечаю, как губы невольно расползаются в широкой улыбке, а пальцы сами тянутся вперед и щелкают по носу замершую девчонку.

Пожалуй, в это мгновение она пытается решить то ли казнить неугодного, то ли все-таки поделиться имеющейся в запасе канцелярской принадлежностью. И хорошо, что человеколюбия в Виктории достаточно, чтобы не бросить ближнего на произвол судьбы в лице строгой Анны Львовны, вплывающей в кабинет и одним своим появлением прекращающей все разговоры.

– Потапов, вы соизволили почтить присутствием мою пару. Чудесно, с вас и начнем опрос, – низкорослая шатенка раскрывает журнал и улыбается так хищно, что Вика ежится. Я же моментально теряю ребячливую беспечность и готовлюсь на ходу придумывать причину, по которой не выполнил домашнее задание.

Вика

– Если бы я была вашей женой, Уинстон,

то подсыпала бы вам яд в кофе.

– А если бы я был вашим мужем, то выпил бы его.

(с) Уинстон Черчилль и Ненси Астор.

– Спокойно, Вика. Это все сон. Потапова здесь нет. Он призрак, невидимка, ничто.

Едва слышно шепчу под нос, но убедить себя не удается.

Вдох. Выдох. Концентрация. Фигово у меня с индийскими практиками.

Уйти в блаженную нирвану не получается, какие бы титанические усилия я не прикладывала. Волнение мощной волной шпарит по венам, а глаза то и дело цепляют фыркающую Леночку, показательно закидывающую нога на ногу.

Признанная красавица, Семенова нарочито скромно одергивает неприлично короткую кожаную юбку, апогей безвкусицы, как по мне, и призывно облизывает покрытые перламутровым матовым блеском губы. Жаль только Потапов ее стараний упорно не замечает, вперившись взглядом в мою сгорбленную спину.