В кресле перед трельяжем, задумчиво крутя в руках толстую кисть, сидела Эва. Прямая линия ее спины выражала сильное напряжение. Родион сделал два шага и остановился. Из зеркала на него смотрели чужие потухшие глаза.
– Тебе нужно уехать.
– Что?
– Послушай меня, тебе действительно пора. Турне завершилось.
– Я знаю, но как раз собирался тебя спросить, как вы будете обходиться во время фестиваля без костюмера. У меня еще есть время, я позвоню в издательство, там меня поймут, и знаешь, я пока не готов…
Эва встала и взглянула на него с тем безучастием, с каким судья выносит обвинительный вердикт. Родиону показалось, она скажет сейчас что-то непоправимое, после чего останется лишь смириться и уйти. Но лицо ее неожиданно смягчилось, она шагнула вперед, прижалась к нему всем телом и замерла.
Его сердце замедлило ход, боясь вспугнуть происходящее. Этот миг откровения был случайным, и от этого он казался ему еще значительнее.
Долгих пять минут они стояли неподвижно, удваивая тепло сблизившихся тел. Родион ощущал, как внутри его расправляет крылья влечение такой сокрушительной силы, что земля качалась и уходила у него из-под ног…
Поздно вечером, завершив все дела и вернувшись в тесный номер гостиницы, он набрал номер своего издателя.
– …Ты отдаешь себе отчет, что проект по Скандинавии попадет в другие руки? Ты его год ждал!
– Отдаю. Мне нужна эта отсрочка, Робер.
– Ты меня подводишь. Но, честно говоря, я знал, что человек с твоим складом характера рано или поздно выкинет какой-нибудь номер…
– Робер, ты мне как отец. Пойми, для меня это важно. Я вернусь к сентябрю, и мы все решим.
– Не уверен, что в сентябре твое место все еще будет свободно. Это жизнь, сынок, и она заставляет нас выбирать.
Что ж, об этом у него было время подумать. Его настоящее было надежным и многообещающим, будущее – расплывчатым и неопределенным. Но не все решения рациональны, поэтому…
В дверь номера постучали.
На пороге стоял Арно.
– Зашел поблагодарить тебя за то, что выручил с костюмами. Мы так и не нашли этого засранца, появится – шкуру с него спущу.
– Был рад…
– Послушай, организаторы фестиваля попросили помочь с переводом газетного анонса – это первое культурное мероприятие такого масштаба, так что мы надеемся на широкое освещение. Вот текст, сможешь сделать?
– Без проблем, завтра будет готов.
– Спасибо, дружище, ценю твою отзывчивость.
Родиону не понадобилось и пяти минут, чтобы набросать нехитрое объявление на русском:
«16 августа 1997 года стартует третий Международный театральный фестиваль «Лира». В этом году в событии будут участвовать творческие коллективы из четырнадцати стран, а площадкой для встреч с современным искусством станет Национальное театральное объединение Кальви. В программе: драматические постановки, лекции для практиков и педагогов, дискуссионный клуб. Торжественная церемония открытия фестиваля состоится 16 августа в 20.30 в здании музыкального театра «Сирнос» при участии почетного гостя, префекта департамента Верхняя Корсика г-на Лорана Руссо».
Арно с утра так и не появился, поэтому Родион подсунул сложенный листок с переводом под дверь его комнаты, где стояла могильная тишина.
Оставалось еще несколько часов свободного времени, демонтаж декораций и сбор оборудования начинался лишь во второй половине дня. Сначала он хотел было подняться в городскую крепость, но ему внезапно стало скучно: то ли островные красоты начали приедаться, то ли мысль работала в другом направлении.
У него не было готового плана. Он не мог остаться в доме Ланзони, не мог продолжать пользоваться благосклонностью Арно, обретаясь в его театре, не мог и не хотел вернуться в Париж. И главное – не мог без Эвы, которая за эти несколько недель ухитрилась заполнить его собой, странным образом обесценив все его устоявшиеся приоритеты и принципы…