Моему мужу до него как до Луны…

Я мотнула головой. Да. Муж. И еще есть Трофим…

Но я потом во всем разберусь. Пока я очень хочу помочь верберу. И он этого реально заслуживает! Реально! Заслуживает! Он меня выходил, он дал мне увидеться с сыном, на свой страх и риск!

И я не брошу его в беде. А все эти любовные треугольники… как в романе… Это все уже дело второе. Десятое даже, пожалуй.

К тому же, совершенно не факт, что Трофим по мне, действительно, сохнет. Мало ли! Может, он просто мне посочувствовал: чисто по-человечески, по-мужски. Может, увидел во мне что-то, что сподвигло выручать и поддерживать в беде… Тем более, у него какая-то семейная история… Трагичная, я уверена…

Однако в голове то и дело мелькало предположение… А вдруг я все-таки истинная для Трофима? Та самая, единственная, о которой он Мишутке поведал?

Вспоминалось, как порой смотрел на меня вербер… Словно… словно не может глаз отвести… Понимает: надо и желательно срочно, потому что ну не дело так глазеть на замужнюю женщину… Но ничего не в силах с собой сделать… Кажется, нет ничего на свете более желанного, важного, ценного… Так смотрит родственник умирающего на человека, что согласится дать тому почку, дабы продлить жизнь… И когда я об этом задумывалась, еще до ареста Трофима, становилось даже немного не по себе от мысли, что этот мощный, умный, роскошный мужчина так от меня зависит…

И одновременно почему-то вспоминалась первая, подростковая весна, когда на меня обратил внимание мальчик, который мне тоже безумно нравился. Это ощущение… оно уходит, теряется, но не забывается.

Когда под ложечкой сосет, сердце подскакивает, дыхание обрывается и вдруг… вдруг тебя словно наполняет кислород… Когда он подходит, говорит, улыбается. И ты улыбаешься в ответ… Не потому, что хочешь, а просто потому, что иначе ну никак не выходит.

Почему, какого черта? Почему я так себя чувствую?

Или я опять просто выдумываю?

Боже! Как трудно разобраться в мире, который совершенно не понимаешь!

– Слушаю!

У Германа был тоже бас, как и у Трофима. Но какой-то менее бархатистый… Или это мне только почудилось?

– Вы ведь Герман? Глава ВАО?

– А вы Олеся Аллизарова?

– Откуда…

– У меня на телефоне определитель. Он идентифицирует всех оборотней, что есть в нашей базе. Олеся. Золотая драконица. Чем могу быть вам полезен?

– Я… Он… Трофим… Герман! Мне очень нужна ваша помощь. Пожалуйста, только, не отказывайте!

– Давайте так. Вы вдохнете. Выдохните… И все мне расскажете…

– Минуточку… Я тогда уединюсь… с телефоном… Я просто не знала, возьмете ли сразу трубку…

– Я жду. Не суетитесь.

Я вышла в соседнюю спортивную комнату, совершив рокировку с Мишуткой. Сын по моему жесту и кивку отправился к Искандеру, и я слышала, что голубой нэнги, действительно, начал с ним заниматься…

Плотно закрыла дверь и вдруг поняла, из ближайших помещений не просачивается ни звука! Даже восторженные и удивленные возгласы Мишутки – и те совершенно исчезли. Вот это я понимаю, звукоизоляция!

– В общем… Тут такое дело… Случилось…

Я принялась сбивчиво, как могла, повторяясь и путаясь, поправляясь и снова путаясь, объяснять, что и как случилось с Трофимом… Герман слушал. Молчал… И в его молчании в трубку мне слышалось нечто такое… Будто для него эта ситуация не внове. И он с чем-то подобным уже сталкивался.

А может, у меня разыгралось воображение? На нервах и от переживаний принимаю желаемое за действительное? Может, узнав, что я оборотень и имею уникальные способности, начинаю уже себе надумывать?

Не знаю… Но мне чудилось – я в порядке. Вполне себя осознаю и не поддаюсь на фантазии. Но Герман… Герман он вздыхает в трубку и дышит учащенно потому, что были в его жизни ситуации, когда потребовалось вот также вмешаться в работу ОПО. И все это далось ему ой как непросто…