– Ника, котенок…
Супруг подается вперед, поднимая ладони, но я отшатываюсь назад и упираюсь поясницей в раковину, окончательно теряя контроль.
– Что? Ты врешь про командировки, задерживаешься на «совещаниях», а на самом деле спишь с моей лучшей подругой. Неужели ты думаешь, что я буду это терпеть?!
Распадаюсь на части и готовлюсь к чему угодно, только не к язвительной ремарке, продирающей до костей.
– А что тебе остается? Кому ты нужна с ребенком?
Бросает мне в спину муж, а я вылетаю в коридор, глотая соленые жгучие слезы. Оплакиваю разбившуюся на мелкие осколки жизнь.
Да, у меня шестилетняя дочь. Да, я набрала пару лишних килограмм и давно не обновляла гардероб. Но это не значит, что я смирюсь с изменой, прощу предательство и позволю вытирать о себя ноги.
Всхлипывая, я лихорадочно напяливаю куртку, обуваюсь и раненым зверем выскакиваю на лестничную клетку. Не дожидаясь лифта, скатываюсь по лестнице и спотыкаюсь на выходе из подъезда, едва не приземляясь в грязный сугроб.
Хлопья снега падают на лицо. Смешиваются с влагой на щеках. И окончательно портят поплывший макияж.
Канун Нового года встретил меня изменой, предательством и сокращением вместо того, чтобы подарить чудо. И мне некуда идти. Разве что…
Глава 2
Ника
Кап.
Слеза падает с ресницы и катится вниз по щеке.
Кап.
За ней падает вторая. Крупнее и горше. Сползает за шиворот.
Кап.
Это кровоточит бьющееся в агонии сердце.
Меня нет. Есть только оболочка, которая на автомате переставляет ноги. Врезается в случайного прохожего. И ревет так громко, что сердобольная бабуля с батоном хлеба в руках останавливается и сочувственно охает.
– Деточка, что за горе у тебя приключилось? Может, родным позвонить? Или скорую вызвать?
– Не надо ничего. Спасибо.
Сиплю я едва слышно и всхлипываю. Но встревоженная старушка не двигается с места и предпринимает еще одну попытку поделиться теплом.
– Пойдем ко мне, милая. Я чай заварю с липой. Пряники достану. Отогреешься. Расскажешь.
– Не могу. Дочку забрать надо. Спасибо вам. И с… наступающим.
Растерянно качаю головой и отклеиваюсь от земли, оставляя позади добрую женщину и свою прежнюю жизнь.
Никто не бежит за мной. Не кричит ничего в спину. И не бухается на колени, пытаясь загладить вину и вымолить прощение.
И это ранит примерно так же, как такое редкое и такое искреннее участие постороннего человека.
– Как же так?
Бормочу я под нос, останавливаясь на углу дома, и проклинаю то ли нелепое стечение обстоятельств, то ли заглючившее приложение такси. Пытаюсь озябшими пальцами вбить в строку нужный адрес, но телефон нещадно тупит на морозе.
И я продолжаю глупо стоять, покачиваясь с пятки на носок, и глотаю все еще текущие слезы.
– Девушка, у вас что-то случилось? Помощь нужна?
Теряю счет времени, умирая внутри, и не сразу реагирую на звучный голос, раздающийся из приоткрытого окна черного внедорожника. За рулем сидит мужчина, чьего лица я не могу разобрать из-за застлавшей все пелены, и нетерпеливо постукивает пальцами по оплетке руля, пока я пытаюсь сложить слоги в слова.
– Те-те-телефон замерз. Не могу такси вызвать. А мне к дочке надо-о-о.
Заикаюсь, захлебываясь рыданиями, и боюсь, что незнакомец примет меня за умалишенную. Но он лишь плотнее сжимает губы и распахивает пассажирскую дверь.
– Садитесь. Подвезу.
– С-с-спасибо. Я заплачу.
– Не нужно ничего. Праздник все-таки. Время чудес.
Басит добрый волшебник, а я неуклюже вскарабкиваюсь в автомобиль и некрасиво размазываю влагу по щекам, почему-то не думая о том, что мужчина может оказаться маньяком или насильником.