Я просто хочу поскорее убраться из этого дома – и вернуться в Москву.

Само собой, временами я буду очень скучать по Рузе. Здесь все-таки прошло мое детство, и пока был жив папа, я была вполне счастлива в этом маленьком городке на берегу одноименной речки, где мы купались жаркими июльскими деньками, а зимой надевали коньки и катались по ледяной глади...

Но собственная безопасность и спокойствие мне дороже, ведь даже сейчас, когда я, казалось бы, вырвалась из многолетнего ада, Злата и Агата напомнили мне о нем привычным физическим и моральным насилием. Слава богу, что у меня в сумке не было налички: они бы сперли все до копейки.

– Даже не переночуешь дома?! – надменным тоном спрашивает у меня мачеха, отдавая трудовой договор, который я тут же убираю обратно в сумку.

– Чего ради?! – фыркаю я. – Терпеть издевательства?!

– Никто над тобой не издевался... – Элина закатывает глаза. – Подумаешь, пошутили немного девчонки... Они же соскучились.

– Ну да, – киваю я. – Вообще-то, это называется газлайтинг.

– Чего-чего?!

– Газлайтинг, – повторяю я твердым голосом. – Когда абьюзер отрицает факт насилия и убеждает жертву, что той показалось.

– Не наговаривай на сестер!

– Ладно... я пойду. Всего доброго.

Я выхожу на порог, прикрываю за собой дверь и замираю на несколько секунд в полной уверенности, что никогда сюда не вернусь.

В хозяйский дом я возвращаюсь поздним вечером.

Мария Ивановна встречает меня в прихожей:

– Вы рано, Лидия Дмитриевна... У вас же два выходных! Мы думали, что вы вернетесь только завтра вечером...

– Но я же... я же могу остаться?!

– Конечно! Ваша комната всегда в вашем распоряжении, пока вы работаете на Артема Михайловича!

– Отлично, спасибо.

– Только не шумите, пожалуйста... Дарина заболела.

– Ой, – вырывается у меня невольно. – Что случилось?!

– Высокая температура, почти тридцать восемь, она вся горит...

– Бедная малышка, – я прикрываю рот ладонью.

– Простыла, небось.

– Может... может, это я виновата?! Одела ее недостаточно тепло или...

– Нет, – Мария Ивановна качает головой. – Дарина у нас часто болеет. Врачи говорят, низкий иммунитет. Она вроде и витамины пьет, и в бассейн ходит, и на свежем воздухе много времени проводит... но все равно болеет. Вообще-то, психолог один раз сказал, что дело в отсутствии материнского тепла, но Артем Михайлович заявил, что он – шарлатан, вот и все...

Я поджимаю губы, потому что прекрасно понимаю: психолог может быть прав. Так называемый уход в болезнь – известное проявление психосоматики. Если ребенок недополучает тепла и любви, если у него есть какая-то проигнорированная взрослыми потребность, если ему мешают реализовывать свой творческий потенциал, например, он начинает болеть. Такие болезни бывают разными: от банальной простуды до какого-нибудь рака... Вот только кто я такая, чтобы давать советы?! Артему Михайловичу они явно не нужны. Да и что я могу сделать?! Разве что окружить Дарину любовью и заботой... Вот только маму я заменить все равно не смогу.

По дороге в свою комнату я замечаю, что дверь детской чуть приоткрыта, и в свете ночника видно, что над постелью болеющей Дарины склонился взволнованный Артем Михайлович.

Прежде чем зайти в свою комнату, я слышу короткий разговор:

– Я все что угодно тебе на новый год подарю, ириска, ты только поправляйся, ладно?!

– Папочка, мне не надо что угодно... подари мне маму!

12. 11 глава

На следующее утро Дарине становится хуже, температура поднимается почти до тридцати девяти, и Артем Михайлович вызывает врача.

Педиатр из какой-то элитной частной клиники выслушивает малышку, смотрит нос, горло, а потом выписывает лекарства – точно такие же, как и во все прошлые разы, по словам Марии Ивановны, – и уходит...