В соседней комнате кряхтит Булочка. Убегаю и возвращаюсь с ней на руках.

— Можешь Хому Петровича из кресла убрать? — шепчу я, кивая на клетку с хомяком.

— Забирайся на диван. Ноги прячь под одеяло, — голосом с хрипотцой соблазняет меня ночной гость. — Положу тебе свою подушку под спину.

— Ярослав!

— Ладно, ладно. — Он поднимается с дивана, вновь заворачиваясь в полотенце, и молитвенно сложив руки, кланяется перед клеткой: — О, житель бескрайних степей, премного извиняемся, вам пора заступать на боевой пост.

Клетка с хомяком возвращается на подоконник.

Сажусь в кресло, а найдёныш приносит забытый им в ванной плед и укутывает мне ноги. Обо мне ещё ни разу в жизни так не заботился мужчина. Умиляться и падать в обморок некогда. Булочка хнычет, и я, приспустив с плеча халат, даю ей грудь.

— Кир, ты просто «Мадонна с младенцем», — найдёныш опускается передо мной на колени.

— Ты меня смущаешь! — Кровь стреляет в голову, опаляя меня до кончиков ушей. — Ложись на диван.

— Ну и ладно! — Найдёныш, состроив обиженную физиономию, на четвереньках добредает до дивана и забирается под одеяло.

Кресло стоит впритык к дивану. Найдёныш кладёт голову на подголовник и оказывается ко мне ближе, чем был до этого. На опухшем лице выражение неземного блаженства.

— Ну и чем мы так довольны? — улыбаюсь я.

— В потери памяти есть плюсы, — Найдёныш гладит ножку Булочки. — Чувствуешь себя младенцем, появившимся на свет взрослым. Можно позволить себе подурачиться. А ещё… В эту новогоднюю ночь все мои мысли о тебе. Они действуют, как анальгетик. У меня нет прошлого, а будущее туманно.

— Мне кажется, ты и в обычной жизни весёлый человек. Но кому-то ты очень помешал.

— Говори, мне интересно, — просит найдёныш, укладываясь поудобнее.

— Да что тут говорить, — вздыхаю я. — У тебя красивое тело, ухоженные руки, ногти, волосы. Ты явно из другого мира.

— Космический пришелец?

Найдёныш сейчас и правда, как ребёнок. Ему осталось только ладошки под щёку положить и пустить слюни.

— Нет, конечно. Губы хоть и разбиты, но речь правильная. Так говорят ораторы или актёры, дипломаты, может… Ты из мира сияющих витрин и дорогих кабриолетов.

— А ты бы хотела, чтобы я оказался богатым?

— Нет, — испуганно отвечаю я и с горечью добавляю: — Ненавижу богатеев.

— Почему?

— Потому что я… Потому что я обычное млекопитающее. Впрочем, мне незачем ненавидеть их, — киваю на Булочку, — один из небожителей подарил мне её.

— Кира, с моей стороны будет очень нескромно, попросить тебя кое о чём? — от витиеватых оборотов найдёныша у меня мурашки по коже.

— О чём?

— Рассказать о себе.

— Да мне и рассказывать нечего, — пожимаю плечами, любуясь личиком дочери. — Вся моя жизнь теперь в ней. Есть о ком заботиться и кому доверять. Всё остальное суета сует.

— У малышки твои глаза. В маму красавица, — найдёныш переворачивается на живот и, приподнявшись на локтях, рассматривает Булочку. — А волосики-то тёмные. Папкины. Не поверю, что ты переспала с мужчиной ради того, чтобы забеременеть. Тебе не сорок лет. У такой красивой девчонки, как ты, обязательно припрятан скелет в шкафу. Дай-ка подумать! Тебя похитил арабский шейх, а ты сбежала из его восточной сказки, плюнув напоследок в нефтяную трубу?

— Нет, — качаю головой, прогоняя слёзы. — Я любила… любила так, что забывала алфавит, когда видела…

— Ярослава?

— Да, откуда ты знаешь? — Глупее вопроса не придумать.

— Просто предположил. С шейхом борщанул. Ты б меня тогда каким-нибудь Магрибом называла, — смех найдёныша переходит в кашель.

— Мухомор ты, а не Магриб! Накройся быстро! Не хватало, чтобы ты к своим бедам ещё воспаление лёгких подхватил!