Нынешняя ситуация не исключение.

– Все сделаю, – обещаю.

Собираю вылетевшие из папки документы, складываю их обратно и замечаю, что все это время генеральный стоит в дверях своего кабинета. Сверлит меня до невозможности злым взглядом.

От столь пристального внимания к своей персоне по коже пробегает холодок.

– Срочно! – рявкает грозно.

Поднимаю на него ошарашенный взгляд.

– Я вас поняла, – отвечаю, старательно держа себя в руках, показывать эмоции нет никакого толка, лишь разозлю его еще сильнее, а этого делать не хочу.

И без того проблем хватает.

Генеральный уходит, он до неприличия раздражен, а я никак не могу понять причину подобного поведения, ведь ничего еще не случилось. Проверка только через час должна прийти.

Раскрываю папку, читаю лежащие в ней документы, и чем глубже вникаю в их смысл, тем сильнее становится не по себе.

Быть этого не может…

Отрываюсь от документов и наливаю воды. Пить хочу дико, в горле давно пересохло. Чтобы не тратить времени зря, проверяю телефон и с удивлением вижу пропущенный от воспитательницы из детского сада.

Странно…

Обычно мне не звонят без причины, а раз есть пропущенный, то с девочками что-то произошло. Неужели снова заболели?

При мысли о болезни детей внутри все обрывается. Мы только недавно выписались, я просидела на больничном две недели, и в нынешних обстоятельствах покидать офис мне ни при каких условиях нельзя.

Ведь если уволят генерального, то меня выкинут следом.

С тревогой в сердце снимаю блокировку и набираю Надежде Викторовне. Пальцы дрожат.

Волнительно очень.

– Добрый день, – выдыхаю, пытаясь совладать с эмоциями. – Вы звонили?

– Да, – мне с трудом удается расслышать ее голос. – Подождите минутку, – просит меня и, судя по звуку, отходит в сторону.

В трубке становится тихо.

– Вероника, вы ни с кем не ссорились в последние дни? – ни с того ни с сего задает весьма неожиданный вопрос. Обалдеваю и не знаю, как на него реагировать.

– Нет, – отвечаю настороженно. – Что-то случилось? – спрашиваю, пересиливая тревогу.

Уж слишком странный у нее вопрос. Просто так вряд ли кто стал интересоваться проблемами и конфликтами в моей жизни.

– Может быть обращались в поликлинику или больницу с травмами? Девочки не падали неудачно? Может быть как-то ударялись?

– Нет, – отвечаю ошарашенно.

– Вы не звонили в центр помощи женщинам, попавшим в трудную жизненную ситуацию? Может быть жаловались в личной беседе, как тяжело жить матери-одиночке? – продолжает перечислять.

– Нет, – произношу чуть нервно. – Ничего подобного не было.

– Странно, – прилетает в ответ, а я себя начинаю накручивать.

– Что произошло? Почему вы все это спрашиваете? – пытаюсь разобраться в ситуации.

Паника нахлынивает волнами.

– Давайте не по телефону, – Надежда Викторовна уходит от прямого ответа, а меня прошибает холодный пот. Никогда прежде мне не было настолько страшно. – Когда придете забирать детей, не уходите, пока не поговорите со мной. Хорошо?

– Конечно, – соглашаюсь тут же.

– Тогда до вечера, – Надежда Викторовна спешит завершить разговор.

– Я постараюсь приехать пораньше, – обещаю.

Дрожащими пальцами нажимаю отбой. Состояние такое, что врагу не пожелаешь.

От недоброго предчувствия не знаю, куда деться, и прогнать дурные мысли из головы не могу, тревога ни на миг не отпускает.

Непоседливые мои девочки, неужели нас ждет очередная беда?..

Может быть вы натворили чего-то, а я и не знаю?

– Вероника, сделай мне кофе, – в динамике раздается суровый голос шефа.

– Минуту, – отзываюсь, тут же переключаясь с личных переживаний на рабочий процесс.