Я не совсем поняла, о чем говорил Сайнар. Точнее, совсем не поняла. Это лишь подтверждало то, что мир альф был так же далек от моего понимания, будто мы жили в разных вселенных.

Но братья Ларса прекрасно поняли смысл его слов. Я с замиранием сердца наблюдала, как каждый из братьев надевает хладнокровную маску, упаковывая и пряча все эмоции так, словно их никогда и не было.

Мне бы научиться так контролировать себя.

Джазз посмотрел на Моргана, который только кивнул в ответ, а потом они вместе молча вышли через дверь, в которую их пригласила Люси. Правда, на прощание они посмотрели на Алю, но она пряталась за моей спиной. Тогда длинными, нечитабельными взглядами задержались на мне. Ох, как же мне не понравились блики, сверкнувшие на дне их таких разных глаз.

- Я оставлю здесь свои контактные данные, если они тебе понадобятся, - сказал мне Ларс. Его голос был холодным, как лед, но все же он едва заметно дрогнул, когда он медленно покачал головой. - Ты хорошо выглядишь, Мира.

Но все спокойствие, которое он мог сохранять, исчезло, когда он посмотрел на Алю.

- Он прав. - Он наклонил голову в сторону Сайнара. - Ты должна сейчас слушать свою маму. Мы все уладим, я обещаю.

- Я не позволяю вам оскорблять мою маму, - дрожащим голоском крикнула ему вслед Аля.

Но Ларс лишь оглянулся через плечо и послал мне странную, полную непонятного мне обещания улыбку.

Когда он вышел из комнаты, она показалась мне пустой. Я даже ожидала услышать свист ветра в этой поразительной пустоте.

- Спасибо, - пробормотала я, не обращаясь ни к кому конкретно, и вышла из приемной в коридор. Напряжение и ожидание надвигающейся бури не отпускало меня, даже когда Аля пошла за мной, впервые за все время не задавая вопросов. На глаза навернулись слезы. Мне так было жаль мою девочку. И себя. И я понятия не имела, что делать дальше. Но она молчала. Молчала, как холодный камень до тех пор, пока мы не добрались до машины. Она научилась сдерживать взрыв до тех пор, пока не окажется в безопасном месте, и, очевидно, решила, что это произошло, как только закрылась дверь машины.

Её крик, я надеюсь, был заглушён салоном машины. И все же мои глаза быстренько обшарили парковку, в уверенности, что кто-то слышит и видит это и сообщит обо мне в службу опеки. Это была ужасная двойственность в отношении к матери и особому ребенку. Мой первый, мой истинный инстинкт состоял в том, чтобы завернуть Алю в объятия и крепко прижать к себе, даже когда она толкалась и царапалась, оставляя на мне синяки и побои, просто желая обнять ее и избавиться от съедающей меня боли. Но на это накладывалось еще и тонкое чувство того, что допустимо в общественном месте, а что нет. Общественность следила за матерями, как ястребы, чтобы убедиться, что мы не причиняем вреда своим детям, но иногда это было слишком трудно. И почти невозможно. Также, как и сейчас.

- Прости меня, Аля, - тихо сказала я, заводя машину. - Мне жаль...

-Ты...! Он...!

Когда она даже не смогла подобрать слов, чтобы обвинить меня, я поняла, что дело совсем плохо. Я смахнула слёзы, чувствуя, что не имею сейчас право на слабость, и быстро вбила в GPS адрес, который мне дал Сайнар. Я вела машину с каким-то непоколебимым спокойствием, голова моя была совершенно пустой, будто все эмоции вдруг выгорели до тла, а боль внутри меня всё росла и росла. Слушая крики Али, наблюдая за тем, как она бьется в истерике и шлепается об обивку, как ее ноги с такой силой врезаются в спинку моего кресла, что оно слегка сдвигается вперед, я просто держалась из последних сил.