– При такой постановке задачи должна быть огневая поддержка и с воздуха.

– По замыслу командира дивизии, при необходимости в интересах полка будет работать звено «горбатых», за ними общее прикрытие. Кроме того, из приданных сил у меня в резерве, считай – у тебя, реактивный дивизион артиллерийского полка из Чарикара. В общем, комбат, вся артиллерия с тобой, авиация… А свои минометы ты сосчитал? Да у тебя в строю будет полторы сотни «штыков», не считая роты «зеленых». – Карцев приободрился после убедительного монолога и с высоты своего изрядного роста покровительственно посмотрел на Королева. – Выполняй приказ.

– Есть!

– Мишка, – Ремизов остановился на узкой, крутой тропе, ползущей вверх по гребню хребта, мечтательно потянулся и сбросил с окаменевшей спины вещевой мешок, – сегодня тридцатое апреля. Моя сестра позавчера замуж вышла, свадьбу играли, представляешь, а я только сейчас вспомнил. Свадьба! Я совсем обалдел, такое событие! А у меня в голове черт-те что…

– Отречемся от старого мира… У тебя все как в песне. Ты уже отрекся. Три дня семью не вспоминал, вот вам и настоящий вояка. Арчи, так нельзя.

– Почти отрекся. Я и представить не могу, что где-то другая жизнь. Вишни, яблони вот-вот зацветут, а впереди – май, впереди – счастье…

– А что у нас впереди? – Марков по натуре не романтик и не философ, и за этим риторическим вопросом явственно просматривались и снеговые вершины, которые им предстояло покорять в ближайшие дни, и неблестящие рыбакинские дела. День назад Толик отправился в прокуратуру давать показания, а они с Толиком четыре года учились вместе в Ленинграде.

– Шанобаев! – Замкомвзвода, всегда шедший во взводе последним, откликнулся сразу. – Взводу привал десять минут. Проследи, чтобы консервы не доставали, обедать позже будем. По моей команде. С тропы не сходить.

– Шанобаев, передай по цепи и в мой взвод Умарову – привал. – Шедший следом взвод Маркова сориентировался самостоятельно, но во всем должен быть порядок. Солдаты тяжело валились на тропу, закрывали глаза, они уже научились отключаться даже на эти короткие десять минут.

– Спешить нам сегодня особенно некуда. Ну что, закурим? – Ремизов предпочитал «Ростов», получал на складе только эти сигареты, и его легкие с удовольствием принимали их сладкий дым, даже когда надрывались от работы и недостатка кислорода…

– Можно и закурить. А сколько твоей сестре?

– Восемнадцать лет, дитя еще, поторопилась. Что тут поделаешь, не терпится.

– А мы оба, Арчи, не поторопились, когда женились сразу после «бурсы»?

– «Вот пуля пролетела, и ага, вот пуля пролетела, и товарищ мой упал…» Ты это имеешь в виду? Или Толика? Или все вместе?

– И то, и другое, и третье.

– Ну детей мы еще не народили, сирот после себя не оставим. А что касается жен… Быть молодой вдовой почетно. – Ремизов произнес это легко, беззаботно, и даже в голосе чувствовалось, что его душа в этот теплый апрельский день ничем не отягощена.

– Господи, кто командует третьим взводом! Тебе же солдат доверять нельзя.

– Что значит – нельзя? Ирка мне себя в жены доверила. А ты знаешь, она какая? О-го-го. Осторожная.

– Что пишет? – Марков спросил по инерции, потому что в чужих письмах интересного нет почти ничего.

– Что – неважно. Важно как. Меня не покидает ощущение, что это письма из другой жизни. Тот прежний мир все еще существует, он такой же, как и был, он не изменился. А наш, в котором мы с тобой, стремительно деформируется. Она пишет, что там, дома, тоскливо, ждет меня в отпуск, просит, чтобы письма чаще писал, чтобы большие, на нескольких страницах. Эх, мне бы до очередного перевала дойти, упасть под камень и уснуть. Мы теперь на самом деле в разных мирах.