– Это наш склад, – тихонько посмеиваясь, говорит Сара и обводит комнату рукой.

– Откуда вся эта одежда?

Я осторожно иду по комнате и наступаю то на рубашки, то на футболки, то на комочки носков – на полу нет ни дюйма свободного места.

– Нашли, – как то неопределенно отвечает Сара, а потом вдруг жестко так говорит: – Знаешь, блиц прошел не так, как они там говорят. Эти зомби врут. Они про все врут.

– Зомби?

Сара улыбается.

– Мы так исцеленных называем, тех, кто прошел процедуру. Рейвэн говорит, что они точно как зомби, говорит, что исцеление делает людей тупыми.

– Неправда, – автоматически реагирую я и чуть не добавляю, что это сильные эмоции делают людей глупыми, превращают их в животных.

«Свобода от любви приближает к Богу». Это максима из руководства «Безопасность, благополучие, счастье». Исцеление освобождает от сильных эмоций, привносит ясность в мысли и чувства.

Но, вспомнив «стеклянные» глаза тети Кэрол и лишенное всякого выражения лицо сестры, я готова согласиться, что определение «зомби» очень даже им подходит. И с тем, что в учебниках по истории писали, а учителя рассказывали нам неправду о блице, тоже. Нам внушали, что во время бомбардировок Дикая местность была зачищена на сто процентов и никаких «заразных», то есть хоумстидеров, не существует.

Сара пожимает плечами.

– Если ты умная, ты не равнодушная, если ты не равнодушная, ты любишь.

– Это тебе тоже Рейвэн сказала? Сара снова улыбается.

– Рейвэн – суперумная.

Приходится немного покопаться, но в конце концов я нахожу армейские штаны цвета хаки и хлопчатобумажную футболку с длинным рукавом. Надевать чужие трусики как-то уж слишком, и я остаюсь в своих. Сара просит меня выступить в роли модели, ей нравится это занятие, она умоляет примерить разные вещи и впервые ведет себя как самая обычная девчонка. А когда я, перед тем как переодеться, прошу ее отвернуться, смотрит на меня как на ненормальную. Понятно – в Дикой местности не привыкли уединяться. Но потом Сара все-таки пожимает плечами и отворачивается лицом к стене.

Так хорошо снять футболку, которую я ношу уже несколько дней. Я знаю, что пахну не очень, и смертельно хочу принять душ, но пока благодарна хоть за возможность надеть относительно чистую одежду. Штаны приходятся впору, сидят немного низко, но, когда я несколько раз подворачиваю их на талии, даже не волочатся по полу, а футболка мягкая и удобная.

– Неплохо, – говорит Сара, снова повернувшись ко мне лицом. – Теперь почти похожа на человека.

– Спасибо.

– Я сказала – почти, – говорит Сара и опять хихикает.

– Ну, тогда почти спасибо.

Найти обувь сложнее. Большинство людей в Дикой местности летом ходят босиком. Сара с гордостью демонстрирует мне свои ступни – они коричневые, с твердыми натоптышами. Но нам все же удается найти пару кроссовок, которые только чуть-чуть мне великоваты, а с толстыми носками будут в самый раз.

Я присаживаюсь на одно колено, чтобы зашнуровать кроссовки, и сердце у меня в очередной раз сжимается от боли. Я столько раз это делала перед кроссом, в раздевалке, сидя рядом с Ханой, вокруг нас ходили туда-сюда девчонки, а мы подшучивали друг над другом и спорили, кто придет первой. Мне всегда казалось это само собой разумеющимся.

Впервые в голову закрадывается мысль о том, что лучше бы я не переходила границу. Но я тут же гоню ее прочь, загоняю вглубь, чтобы она больше никогда не возвращалась. Я уже перешла границу, и Алекс умер за это. Нет смысла оглядываться назад. Я не могу себе такое позволить.

– Ты готова посмотреть весь хоумстид? – спрашивает Сара.