– Как странно! Я больше не чувствую себя виноватой.
Рорк прищурился.
– А как же быть со мной? Мои чувства глубоко травмированы.
Ева усмехнулась в ответ, приняла сидячее положение, опираясь на руку, и принялась стягивать с себя ботинки. Когда Рорк тоже сел, она повернулась, и они оказались лицом друг к другу, совершенно обнаженные.
– Я потру тебе спинку, но это будет записано мне в кредит с зачетом на следующий раз, когда я выставлю себя полной идиоткой.
Рорк похлопал ее по колену.
– Идет, – сказал он, поднялся на ноги и предложил ей свою руку.
В маленьком гостиничном номере на Десятой авеню Труди Ломбард внимательно изучала себя в зеркале. Думает, он ее испугал. Ну, может, и было немного, но это еще не значит, что она сбежит, поджав хвост, как побитая собака.
Она заслужила компенсацию за то, что чуть ли не полгода терпела у себя в доме эту мерзкую сучку. Целых полгода эта грязная маленькая дрянь жила под ее крышей. Целых полгода она ее кормила и одевала.
И теперь пусть этот наглый Рорк не сомневается: ему придется заплатить за то, как он обошелся с Труди Ломбард. И это будет стоить ему куда больше, чем два миллиона.
Она уже сняла костюм и надела ночную рубашку. Подготовка очень важна, напомнила она себе и запила хорошим французским вином, которое предпочитала другим напиткам, таблетку, блокирующую боль.
Нет смысла продлевать боль, подумала она. Нет совершенно никакого смысла. Хотя вообще-то она была не против боли, правда, в умеренных количествах. Боль обостряет чувства.
Стараясь дышать глубоко и медленно, Труди взяла носок, наполненный монетами, размахнулась и нанесла себе удар по лицу. Удар пришелся между челюстью и скулой. Щека взорвалась болью, желудок отозвался тошнотой, но она стиснула зубы и ударила еще раз.
Ее замутило, и она опустилась на пол. Она не была готова к тому, что будет так больно. Но Труди решила терпеть. Она много чего могла вытерпеть.
Как только руки у нее перестали трястись, она опять взяла свой самодельный кистень и ударила себя по бедру. Ей пришлось прикусить губу с такой силой, что выступила кровь, но она размахнулась и дважды ударила себя по ляжке.
Мало, мало, думала Труди, хотя слезы текли из ее глаз, горевших решимостью и мрачным наслаждением. Боль пульсировала в ее теле, но она твердила себе, что этого мало. Каждый удар добавлял ей денег в банке.
С протяжным воплем она размахнулась и угодила себе в живот. Раз, другой… На третьем ударе ее желудок взбунтовался. Она еле успела добраться до туалета, и ее вырвало. Она откатилась в сторону от унитаза и потеряла сознание.
Еве пришлось признать, что дело украшения бального зала оказалось не таким простым, как она ожидала. Дом был полон людьми и андроидами, ей порой не удавалось отличить одних от других. Казалось, целый лес был закуплен и пересажен в бальный зал. С учетом террасы площадь его составлял, наверное, целый акр. Предстояло развесить несколько миль гирлянд, пару тонн разноцветных шаров и несметное количество лампочек, которыми можно было бы осветить целый штат. Кое-что уже было развешано, другие украшения еще ждали своей очереди, хотя их размещение было под большим вопросом.
Всюду стояли стремянки, столы, стулья, лежали куски брезента, связки свечей, тюки каких-то тканей. Парень, отвечавший за возведение эстрады для оркестра или джаз-банда, – Ева смутно представляла себе разницу между одним и другим – был увлечен горячим спором с парнем, отвечавшим за развешивание гирлянд.
Ева от души понадеялась, что они дойдут до рукоприкладства. Тогда, по крайней мере, ей было бы куда приложить свои силы.