– Да ну, не поймут.

– Ты же отправляла свои работы на конкурсы.

– Это другое. Там в жюри сидят взрослые дядьки, а здесь молодёжь. Вдруг кто-то из одноклассников прочитает, будет потом дразнить…

– А если нет?

– Да не могу я, боюсь, что людям не понравится мой стиль, никто не подпишется даже.

– Я читал, мне всё нравится, – развёл руками Давид.

– Просто ты мой друг.

– Ты, правда, круто пишешь. Когда ты уже поверишь в себя?

Девушка пожала плечами. К сожалению, она и сама не знала ответ на этот вопрос. Умом она понимала, что друг прав, ведь он очень много читал и неплохо разбирался в литературе. Её тексты всегда приводили парня в настоящий восторг, и если бы там были недочёты, он бы указал на них.

Давид прополоскал кисть в стаканчике с водой и с серьёзным выражением лица добавил.

– Не бросай! Даже когда устроишься куда-то после школы, всё равно не бросай, пиши хотя бы для себя.

Ульяна задумчиво поджала губы и посмотрела куда-то вдаль, на сужающуюся аллею.

– Мне бы твою смелость и упорство. Я бы, возможно, стала писателем или редактором. Не знаю. А пока придётся пойти официантом. Хорошо хоть, Сонька там будет.

Парень отложил краски и кисти и подошёл к Ульяне. Сел рядом и взял за руку.

– Останься я здесь, всё было бы иначе.

Ульяна смахнула непрошенную слезу и отвернулась. Между ними образовалась молчание. Она прекрасно знала, что имел в виду друг. Давид часто говорил о возможности быть рядом. Вместе. Но оба не хотели ранить друг друга ещё сильнее, ведь впереди их ждала разлука, а в отношения на расстоянии как-то не верилось.

– А помнишь, как я приходила к тебе в художку? – почти шёпотом произнесла девушка, нарушив гнетущую тишину.

– Помню, – протянул парень и изобразил её. – Дава, Дава, когда ты уже нарисуешься?

Они рассмеялись.

– Вахтёрша уже знала тебя и пускала.

– Я скучала по тебе.

– И приводила близнецов, чтобы я не забывал, что такое скука, – вспоминал парень, закинув ногу на ногу. – Хорошо, что Оксана Анатольевна разрешала вам присутствовать.

– Ей нужны были натурщики.

– Из Тимки классный натурщик, но Димку мы уволили быстро.

– Он слишком нетерпеливый, – усмехнулась Калинина, поправляя слегка задравшееся от ветра платье, и мельком взглянула на часы. – Рисуй давай, а то скоро вести этих спиногрызов.

– Любимых братьев, – поправил Улю Исаев, отчего девушка закатила глаза. Близнецов она, конечно, любила, но хлопот они доставляли выше крыши, причём не только ей и бабушке, но и всем вокруг.

Через некоторое время Давид закончил работу и показал Ульяне. Девушка ахнула. С каждым разом его картины становились всё лучше и лучше. Тончайшая проработка каждой детали, живописные цвета, грамотно переданные свет и тень говорили о мастерстве юного художника. Но больше всего восхищал тот факт, что Ульяна словно смотрелась в зеркало. Поразительная схожесть! Её лицо излучало нежность, а мягкий свет создавал ощущение лёгкости и воздушности. Глаза получились очень выразительными, два голубых океана, наполненных любовью и мечтами.

– Как же похоже! Давид, у меня просто нет слов!

– Твоя красота помогает мне творить.

Калинина подошла к Давиду и обняла. Как же ей хотелось быть рядом с ним всегда. Его слова касались её души, наполняя теплом и покоем.

– Эта картина должна быть на выставке.

– Однозначно, – согласился друг, – как и другие твои портреты.

Ульяна смущённо опустила ресницы.

Они собрали рабочее место Давида, аккуратно упаковали уже почти подсохшую картину и понесли вещи домой. После этого зашли к Ульяне за мальчишками и пошли к зубному.

Майское солнышко ласкало тёплыми лучиками открытые участки кожи и вызывало улыбку на губах. Дима катался на скейте, а Тимофей слушал какую-то лекцию в наушниках. Ульяна и Давид молчали. Было хорошо и без слов.