Девон – наиважнейший период нашей истории. Он начался с невнятных рогаток на пляжах, а закончился шумом тенистых лесов, стартовал с ещё недоделанных рыб, а финишировал полноценными амфибиями. Девон дал нам как среду обитания на все последующие времена, так и все наиважнейшие особенности нашего тела: внутренние ноздри и лёгкие, хорошее зрение и большой конечный мозг, шею и руки-ноги с пальцами. Дело оставалось за малым – избавиться от проклятого наследия – размножения в воде. Но это уже была задача для следующего периода – карбона.

На протяжении шестидесяти миллионов лет девонского периода, понятно дело, самые разные организмы получали множество шансов стать главными на планете. Бесчелюстные рыбы независимо от челюстных изобрели плавники, а некоторые даже костный скелет. Отсюда был уже один гребок до выхода на сушу, благо придонный образ жизни, слизистая кожа (по крайней мере, современные миноги и миксины более чем слизистые) и неприхотливость этому явно способствовали. Но придонные бесчелюстные пошли по пути наращивания панцирей и получили весь комплекс сложностей, отягощающий членистоногих – малоподвижность, ограничение на рост и размеры тела. Да и стиль пылесоса, видимо, мало способствует прогрессу. Примерно те же проблемы не пустили в первые ряды эволюции плакодерм.

Акантоды имели свой шанс. Если бы они не благоденствовали в прозрачных лучистых верхних слоях морских просторов, а держались поближе к мутному болотному дну, вполне могли бы вылезти на берег и стать наземными многоножками. Но стремление жить под солнцем не дало им возможности жить под солнцем: к тому моменту, когда акантоды освоили пресные воды, место в прибрежной зоне было уже занято, а в морях их начинали теснить более совершённые конкуренты.

Да и у наших предков всё могло сложиться далеко не так радужно. Будь в девонских болотах чуть побольше воды и чуть поменьше проблем, рипидистии вполне могли превратиться в аналог угрей и сомов и до сих пор благополучно сидеть в омутах и грязи, как это и делают современные двоякодышащие. А будь чуть побольше проблем и чуть поменьше растительности на суше – вымерли бы с концами или ушли в глубины океанов, как это сделали целаканты.

МЕЖДУНАРОДНАЯ И РОССИЙСКАЯ ШКАЛА

358,9 млн л. н. – миссисипий: ранний карбон: турнейский век – 346,7 – визейский век —330,9 – серпуховский век – 323,2 – пенсильваний: средний карбон: башкирский век – 315,2 – московский век – 307 (в российской шкале раньше) – поздний карбон: касимовский век – 303,7 – гжельский век – 298,9

Карбоновый период по длительности – ровно 60 миллионов лет – равен девону и лишь чуть короче кайнозоя. Очевидно, за такое огромное время свершилось немало интересного.

Северные и южные куски суши – Евроамерика-Лавруссия, Гондвана, Сибирь. Казахстания – сближались и слипались, пока между 335 и 300 млн л.н. не сомкнулись воедино в суперконтинент Пангею.

Климат, в продолжение девонских тенденций, весь карбон продолжал холодать. Конечно, в начале карбона он был всё ещё очень жарким по нынешним меркам, но это не помешало двум ледниковым эпизодам на югах – позднетурнейскому и средне-поздневизейскому. Через несколько миллионов лет потепления стартовал средне-позднекарбоновый гляциопериод, мощнее предыдущего. Его следы обнаруживаются почти по всей Гондване – в Австралии, Африке, Индии, Аравии, Бразилии, Аргентине. Холода начались в середине серпуховского века; самые лютые морозы трещали в башкирском веке среднего карбона, а кончились лишь в конце московского века. За это время произошло минимум четыре ледниковых эпизода по 1–5 миллионов лет каждый с интервалами по 2–3 миллиона лет. Вторая половина карбона уже однозначно была очень холодная.