– Мечем дерешься? – перебил пацана Яков.

– Неа, дядя. Копьем немного. Батя обучил.

– А, батя где?

– Так домой поехал. С братом. Татарня хату спалили. И амбар. Слава Иисусу, мамка с сестренками в Кодры ушли. Уцелели.

– Утром найдешь меня. Мечом позанимаемся, – подбодрил Яков подростка. И тут же строго добавил. – И не спать! Выпорю!

– Я и не сплю, – обиделся юнец.

На посту у двадцатого зуба также не спали. Кроме косматого часового, в нише у костра грелся десятник.

– Все тихо? – осведомился Яков.

– Как на кладбище, – отвел боец.

Десятника Лайю в Малой армии знали все. Одним ударом выбивал всадника из седла. А на Пасху, поспорив с генуэзским пушкарем, единственным замахом палицы в щепки разнес дубовую бочку.

– Шел бы ты, Арник, отдыхать, – продолжил десятник. – Посты, как велено, я обхожу.

– Видел, – сказал Яков, – у башни так и вовсе уснул. «Мил человек»

– Арник? – встрял в разговор косматый. Борода, брови, волосы, все кудряво торчало из-под овечьей шапки. Казалось человек полностью покрыт шерстью, как медведь.

– Шлем где? – упрекнул его Яков.

Мужчина указал на каменный пол. Действительно, у стены валялась татарская прилбица.

– Да, Арник, – ответил за начальника Лайа. – А, что?

– Так ведь я ж тоже Арник, – обрадовался часовой. – Я ж, когда родился, бабка рассказывала, своего брата – близнеца, за пятку схватил! Ха-ха!

Мужчина расхохотался. В ночной тишине хохот звериным воплем разнесся по округе.

– Тише ты! – осек его Лайа. – Тебя, должно быть, в Килие слышно.

Яков заглянул во внутренний двор крепости. На второй стене в лунном свете, виднелись несколько силуэтов гвардейцев. Услышав громкий звук, они ощетинили оружие.

– Дурень ты, Фома. У Якова, Арник не прозвище. Считай, и не фамилия. Титул. Сам Господарь его так величает. Ибо Яков – тень нашего князя. Идущий по пятам. Понял? Яков, ты не обижайся на дурака.

Арник слушал товарищей в пол уха. Он сосредоточенно высчитывал мелькающие силуэты внутренней стражи. Пытался по счету определить все ли на посту.

– Так я не со зла, – оправдывался космач. – Чего обижаться-то?

– Ты, Фома, сколько лет в дружине? – спросил десятник.

– Так, я ж младший в семье, – испугался мужчина, но тут же опомнился и с гордостью продолжил. – Старшие братья есть. Четыре. Вот до этого раза батька кого-то из них и брал в Великое войско. Меня берег. Не смотрите что молодой, у меня своих четыре ребятенка …

Косматый снова залился диким хохотом.

– Говорю же, дурак! – разозлился Лайа, и пнул бойца кулаком в пузо. Не сильно, но достаточно чтобы тот затих. – Ты пока на холмах под бабьей сиськой отсиживался, мы нехристей колотим. Ладно я. А Яков с младенчества при Господаре. Яков скажи дураку, сколько годиков пожил, когда в первый поход пошел?

Яков молчал. На угловой башне, в тусклом лунном свете, мелькнул силуэт стражника. Значит и этот на месте. Не спит. Да, внутренняя стена забота капитана. И Яков доверял ему как себе. Но, сердце ныло в тревоге. Так долго и так далеко от своего повелителя, Арник не прибывал никогда. От этого ему было не по себе.

– Первая осада Килии, – неохотно, в пол голоса ответил Яков.

– Ох, – удивился Лайа, – так это ж сколько лет назад? Тебе ж, поди, лет семь было. Как ты ж с булавой справлялся?

– Я за княжеский флаг был в ответе, – после долгой паузы ответил Арник. – Повелителя стрелою ранило. В ногу. Он велел мне не отпускать стяг. Держать пока жив.

– А! Значит это тебе Фахри–паша свой килич подарил? – спросил десятник.

– Много вопросов, Лайа, – отрезал Яков. Разговор делался ему неприятным.