Тридцать франков, совсем как обещал фотограф.

Извозчик уставился на меня взглядом затравленного зверя, и этот всполох ужаса в один миг осветил самые потаенные закутки его души. Газетчик подкупил кучера, вот тот и не делал никаких попыток тронуться с места…

Одной рукой я перехватил поводья, другой спихнул мужичка с козел. Он вскрикнул, кувыркнулся и растворился в ночной мгле. А я несколько раз стукнул локтем в стенку экипажа и крикнул:

– Эгей, барышня! Куда едем?!


Я немного постоял, обдумывая это воспоминание, потом мотнул головой и отправился на поиски вчерашнего ломбарда.

Бегство из города придется отложить. Сначала стоит во всем разобраться. Если встреча с Лилианой подстроена и является звеном той же цепи, что и поджог дирижабля, то мой неведомый враг допустил просчет, оставив сразу несколько серьезных зацепок.

Если я побегу – ударят в спину. Выберут подходящий момент и ударят. Так что стоит перехватить инициативу и разворошить осиное гнедо. Нападение неспроста называют лучшей защитой.

Я недобро усмехнулся, достал из жестяной баночки последний леденец и закинул его в рот. Оказался мой любимый – апельсиновый.

Отличное предзнаменование, просто замечательное.

«Гадание на леденцах!» – невесело рассмеялся я и поспешил дальше.


Ломбард отыскал без особого труда; город и в самом деле был разделен на кварталы радиальными бульварами, словно разрезанная на куски пицца. Район я примерно запомнил, пришлось лишь немного побродить в поисках нужного перекрестка.

Выставленные на тротуар столики уличного кафе прятались от палящих лучей солнца в тени полосатого тента; там кто-то сидел, но я не стал приглядываться, распахнул дверь ломбарда и шагнул внутрь, спеша убраться с солнцепека.

– Опять ты! – зевнул при виде меня давешний оценщик и почесался, сунув пальцы за ворот рубахи. – Прижало, что ли?

Вместо ответа я выложил на прилавок пару золотых запонок.

Оценщик просунул руку в окошко решетки, забрал запонки и придирчиво осмотрел товар через увеличительное стекло. Потом тщательно взвесил и с довольным видом ухмыльнулся.

– Другое дело! Дам четвертной.

– Что?! – взорвался я. – Часы стоят полтысячи франков, а ты давал за них жалкую тридцатку! Запонки весят куда меньше, но платишь почти столько же!

– Запонки, – флегматично произнес оценщик, – это запонки. Просто золото, никаких номеров. А дорогие часы – они наперечет. Сверят номер и конфискуют, еще и привлекут за скупку краденого. А стравливать номер – это самому себе статью с земли поднимать. Дураков нет.

Словно утомленный столь длинным монологом, скупщик замолчал, вытер со лба пот и лязгнул кассой.

– Берешь четвертной? – спросил он.

– Только квитанцию выпиши, – потребовал я. – Может, выкуплю еще.

– Ну-ну, – послышалось в ответ.

Но квитанцию в придачу к двум мятым десяткам и надорванной пятерке оценщик все же выдал. Затем потерял ко мне всякий интерес и тоненькой иголочкой принялся накалывать с внутренней стороны запонок номер квитка. Контроль и учет, как он есть.

Я направился на выход, уже у двери хлопнул себя по лбу и вернулся к решетке.

– Да? – оторвался работник ломбарда от своего увлекательного занятия.

– Пистолет интересует, – указал я на самозарядный пистолет, плоский и компактный.

– Маузер, модель «восемнадцать семьдесят семь». Двадцать пятый калибр, вес… – Оценщик взвесил оружие в руке и решил: – Не более полукилограмма. Длина – сантиметров четырнадцать-пятнадцать, поместится в любой карман.

– Позволь! – попросил я, принял пистолет и повертел его в руке. В отличие от своего старшего собрата – модели «К63», этот маузер просто потерялся в ладони. – Сколько стоит?