Большая карта мира, расцвеченная дорожками светодиодов и окруженная плоскопанельными мониторами, пыталась донести до зрителя некую сложную цепочку событий, в ходе которых «Лейбниц-архив» увезли из Ганновера (то ли спасая бесценную реликвию от англо-американских бомбардировок, то ли потому, что Геринг хотел ее переплавить) и в конечном счете доставили на Филиппины, где он затонул, не достигнув берега, а позже был поднят Уотерхаузом и Шафто.

Главное заключалось в том, что архив состоял из золотых пластин с пробитыми в них дырочками, вроде ранней версии перфокарт. Пластины эти должны были читаться механическим компьютером под названием Логическая Машина. О Логической Машине много говорили разные ученые со времен Оливера Кромвеля, но никто ее так и не построил, пока Рэнди Уотерхауз – один из основателей Заумного кибербанка – не вбухал часть своих прибылей в создание действующей модели. На это ушло больше десяти лет, поскольку, коротко говоря, прожекты восемнадцатого века были очень наивны на инженерном уровне и требовали большого участия людей, чтобы двигать разные рычаги. И все же удалось сконструировать модель для работы с подлинными пластинами из «Лейбниц-архива».

Именно это обстоятельство и позволило Си-плюсу с Беном уединиться наконец для настоящего разговора. Случайный посетитель музея мог видеть Логическую Машину через окно с толстым стеклом, но само помещение отделял дополнительный пост охраны, где требовалось сдать сумки и пальто, после чего вас пропускали через рамку и охлопывали. Для большинства посетителей это был достаточно серьезный барьер, и они ограничивались взглядом через стекло. Бен и Корваллис прошли проверку на входе и оказались одни в стальной камере (она опечатывалась на ночь) с механизмом, который медленно перебирал золотые пластины и тыкал в них металлическими спицами.

– Она в интернете! – воскликнул Бен, указывая на плоскопанельный экран, закрепленный на кронштейне. По экрану двигались строчки – так медленно, что по большей части текст казался застывшим. Корваллис узнал низкоуровневый интернет-язык.

– Ага, – изумленно согласился он.

– На пенсии эпифитовские гики сумели научить Логическую Машину протоколу TCP и присвоили ей собственный IP-адрес. Можешь пингануть ее, если некуда будет девать время.

Они постояли минуту-две, глядя на работу Логической Машины. Было что-то приятно-успокаивающее в том, как металлические стержни цепляют пластины.

Выждав приличествующее время, Си-плюс сказал:

– Итак. Элмо Шепард.

– Эл – фанатик, – ответил Бен.

Бен был в рекламной футболке одной из ранних версий «Т’Эрры», изрядно заношенной, с дыркой от моли над правым соском. Корваллис, не спрашивая, знал, что Бен надел ее сегодня в память о Ричарде Фортрасте, который взял его на работу, после того как Бена выгнали из Принстона. Бен был круглолицый, кудрявый, небритый.

– Ты встречался с Элом?

– Скажем так, пару раз сидел с ним на переговорах. А что?

– Года два назад он ошивался здесь, хотел замутить что-то между нами и ЭЛШ. После стадии предварительных ухаживаний высокое начальство УОТИМа сочло, что на переговорах нужен программист – просто чтобы сообразить, что же такое Эл предлагает.

– Удивительно, – заметил Корваллис. – Мне казалось, Эл занимается всякими вещами вроде ионно-лучевого сканирования. Как собрать данные и поместить их в облако.

– То есть тем, что совершенно не по моей части.

– Да.

– Ну он смотрит дальше. – Бен отпил кофе с молоком из бумажного стаканчика. – Кстати, в том, что ты назвал, он чувствует себя неувереннее всего.