Ахмед был суров и не настроен на романтические признания. Он просто стоял и смотрел меня, втаптывая в грязь. Так смотреть мог только он. Как на дешевку. Кривясь и будто борясь с собой, он разглядывая каждый сантиметр моего тела, проводил в голове оценку.

- Чего ты хочешь? – его молчание нервировало и ни могло не пугать. Непроизвольно я поискала глазами любой предмет, который мог бы защитить меня. Что-нибудь тупое или острое. – Уходи, я не хочу тебя видеть!

Мои слова либо не были услышаны, либо он великолепно их игнорировал, потому что вместо того, чтобы уйти, Ахмед пришёл в движение. Он сократил расстояние между нами, рывком сдирая длинную юбку и футболку, оставляя клочки одежды на Персидском ковре. В след за ними в расход пошло нижнее белье.

Я пыталась сопротивляться изо всех сил: брыкаясь и кусаясь, отпихивая его, кусая за руки и ноги. Но все мои попытки отбиться были для него не сильнее комариного укуса, он даже бровью не повёл. Просто завалил меня на кровать, придавливая всем телом. От него сильно пахло сигарами и алкоголем. 

Зелёные глаза светились безумием. 

Я была под ним абсолютно голая и беззащитная. И ему были безразличные мои слезы и крики.

- Отпусти меня! Я не хочу тебя. Ты мне противен. Животное. Ублюдок!

Ахмед внимательно осматривал моё тело, проводя руками по изгибам, пытаясь что-то разглядеть. Насмотревшись на мой живот и грудь, он бесцеремонно меня перевернул, разводя ноги в разные стороны и подкладывая подушку под живот.

Горячая рука оставляла за собой тропинки из гусиной кожи. Тело в разрез разуму ликовало от его близости. Но в этот раз мне было так страшно, что возбуждение притупилось. Было лишь острое, лихорадочное, животное чувство, которое было трудно описать. 

- Ненавижу тебя! Меня сейчас стошнит, если ты не прекратишь меня трогать. Насильник. Можешь только силой, так видимо тебе больше никто не даёт? Иди к своей Жанне! Или Джанне! Как там зовут твою суку! – слова так лились из меня от страха и обиды. При упоминании Джанны Ахмед обернул мои волосы вокруг своего кулака и с силой потянул, заставляя меня не естественно выгнуться. Боль пронзила спину. Я судорожно вздохнула, не понимая, чего он добивается.

- Не смей и рта раскрывать. Сука здесь одна. – его грубый голос запечатал слова в глубине моего горла. Я поняла, что играю с огнём. Любое моё неверное движение и сгорю. Рядом со мной был совершенно незнакомый мне человек, он был жесток и беспринципен. Ему было без разницы, что я чувствую.

Позади раздался звон пряжки брюк и затем шуршание фольги.

Ахмед достал презервативы. По щекам покатились слезы. Раньше он никогда их не использовал.

А теперь он брезговал быть со мной без защиты.

+++

Он вбивается в меня с одного толчка, болезненно наполняя до матки. Ощущение распирания причиняет нешуточный дискомфорт. В таком состоянии я не готова была принять здоровенный болт Ахмеда, таранящий меня, как отбойный молоток.

Из груди вырываются хриплые стоны. В таком неудобном положении у меня немеет все тело, я руками упираюсь в матрас, пытаясь как-то облегчить своё положение, но Аль-Мактум жестко зафиксировал моё положение, не позволяя даже на миллиметр сдвинуться.

Он растягивает меня, трахает как одержимый без намека на ласку. Но постепенно тело отзывается, чувствую как увлажняется между ног, облегчая скольжение, усилия чавкающий звук.

От этого я становлюсь противна сама себе. Кусаю губы, чтобы замолчать и не издавать и звука. 

Как так происходит, что даже при таких обстоятельствах тело отзывается? Я мазохистка? Любительница унижений?