– Ну ты же должна понимать, что им там наверху надо раздать всем сестрам по серьгам. Для достижения псевдобаланса. Вот они и кинули партии лингворусов эту кость. По факту все говорили, говорят и будут говорить. Но то – речь. А ты предлагаешь вывести такое на обложку книги. Это совсем другое дело.

– Зато ты представляешь, сколько бабок прилетит в случае удачи? Ну, «Хий», Боже, какая трагедия! Был же этот, как его, ну писатель, еще жил недавно… Гоголь-моголь, по-моему… Он же тоже написал сродни этому. «Вий» вроде называется… «Хий», «Вий», почти и разницы-то нет. Неужели нельзя это как-то с точки зрения философской юриспруденции в рамки закона подтянуть?

– Подтянуть можно что угодно и куда угодно. Весь вопрос, какими силами и что ты получишь на выходе. Не проще назвать книгу, например, «Слово из трех букв»? Или «Х» многоточие «Й»? Всем же будет ясно, что имелось в виду. Зато в плане закона трудно будет придраться, особенно если мы с тобой это предварительно согласуем с Авксом-Цензурой. У меня там сейчас как раз есть подходящие люди с современным мышлением.

– Нет, это опять будет полумера. Тогда мне надо оставаться Полухамской. Если уж начинать новую жизнь, то нужно, чтобы всё с чистого листа. И сразу с размахом.

– «Хий» – это будет скандал. Даже, возможно, суд. Ты готова будешь в случае самого неблагоприятного исхода два года просидеть на изоляции? И к тому же роман к тиражу не допустят. Ты, конечно, потом за счет других книг наверстаешь, но все же хорошенько все взвесь. Не девочка уже, на изоляции сидеть. Это новомодные двадцатилетки себе такое могут позволить. Им два года на изоляции с правом гаджетов – это что две недели на больничном. У них же реальная жизнь в телефоне. Но ты-то старой закваски.

– В принципе на изоляцию тоже можно… Если только с правом стриптизеров. Без телефона, конечно, будет трудно, но жить можно. А вот без мальчиков…

– Думаю, это решаемо. Одно право точно отстоим. А если удастся, то получишь оба. Мне надо мою монографию по юрофилии поднять, тогда я тебе точнее смогу сказать, что можно будет придумать. А как тебе такая мысль: пишем «Вий», букву «В» зачеркиваем, и над ней ставим букву «Х». А?

– Слушай, а это идея! Мне нравится. Я же говорю, что ты гений! Тогда без суда, без изоляции?

– Спорный вопрос. Смотря какого принципала от лингворусов назначат. Но при любых раскладах в этом случае доказать, что «я – не я», будет уже гораздо проще, так что стоит попробовать.

Как же они все меня достали. Полные моральные уроды, которые привыкли называть белое черным, а черное – золотым. В моем мире их всегда было слишком много. Они и сделали меня той, кто я есть.

Еще в юности я осознала, что на амбициях большинства человеческих особей можно не просто зарабатывать, а сколотить целое состояние. Понимание такой простой истины пришло ко мне еще в те времена, когда разные дяди и тети гостили в нашем доме, приводя с собой своих тупоголовых детишек, а я сидела либо за одним столом со взрослыми, либо в своей комнате с малолетними отпрысками лучших умов. И даже не могу сказать, что для меня было более мучительным, слушать выступления больших по росту и положению, но не по уму людей или развлекать их потомков.

Большинство дядь неприкрыто льстили отцу. Некоторые из них вели длинные задушевные разговоры о том, как сделать этот мир лучше, очистить его от скверны. Мне тогда было десять, но я запомнила, как же наивно и смешно это звучало. Те, что были попрагматичнее, обсуждали более насущные дела – как отстоять свое право на власть, войти в большой бизнес и при этом остаться в живых. Отец всех выслушивал, кивал и соглашался. Таким я его и запомнила: мастером создавать впечатление, что он друг для всех и каждого. Он давал всем выговориться, а сам предпочитал помалкивать. Но большинство принимало его молчание за хороший знак: «Платон Макарыч молчит, кивает и доброжелательно улыбается. Значит, он на нашей стороне. Дело в шляпе!» – думали все эти олухи. А я смотрела на отца и понимала, что хочу быть как он.