– А я не обязана была ему ничего давать. Не готов к уроку – его проблема, а не моя жадность.

Ничего себе логика! Элю передернуло от такого перескока.

– Вот тогда я и решила, что никому ничего не должна, – завершила свою речь Минаева. – Пускай мне все будут должны.

– Но ведь ты общаешься на переменах…

– Почему я не должна общаться? Мне говорят, я отвечаю. Я же говорю, интересней на все смотреть со стороны. Вы все очень похожи и совершаете одни и те же поступки.

– Какие поступки?

– Предаете.

– Кого это я предала? – снова обиделась Эля.

– Все кого-то предают, – равнодушно ответила Минаева.

Печенье кончилось, и чай кончился.

Эля теперь тоже смотрела в окно и думала, что ей нужно от Алки. Чтобы она признала свою неправоту, чтобы все стало, как раньше. Например, как год назад. Потому что за этот долгий год Алка, действительно, предала. А Эля… Никого она не предавала. Остальные, да, обманывают. Она же постоянно делала так, чтобы было лучше.

Машка продолжала вещать дурным голосом злой пророчицы:

– Видно ведь, что ты злишься. С Максимихина глаз не сводишь. Он от этого постоянно на месте ерзает. Дронова начинает заводиться. Она считает, что ты в Максимихина влюблена. Боится, что уведешь.

– Я уведу? – Хорошо, что они уже поели, а то бы Эля подавилась. – Он же убогий!

– Эмоция – она всегда рождается из чего-то. Никогда на пустом месте.

– В психологи заделалась?

– Тут и делать ничего не надо, так все видно.

– И что же тебе видно? Как они смеются у меня за спиной?

– Да кому ты нужна!

Тарелки были аккуратно сложены в раковину. Две суповые, две от холодца. Всего четыре. Две вилки и две ложки. Эта четкость убивала.

Все это время, пока ходила от раковины к столу и обратно, Минаева говорила и говорила. Замолчать никак не могла. В школе ведь молчит, что сейчас разошлась?

– Подумаешь, с Дроновой расстались. Меньше будешь на это обращать внимания, быстрее забудешь. Надо думать не о сейчас, а о том, что будет. Вот ты зачем учишься?

– Учусь, – буркнула Эля, не придумав достойного ответа.

Какой черт дернул ее под локоть попроситься к Машке? Холодца поесть? Поела, пора и честь знать!

– Вот именно – ни за чем, – через паузу отозвалась отличница. – И ваше общение – оно такое же, ни за чем. Просто так.

Минаева вышла из кухни, и Эля потянулась за ней, как мышка за Крысоловом с дудочкой. Хозяйка пересекла первую комнату, проходную. За ней поменьше: длинный узкий загончик. Стол. Кровать. Занавески на окне коричневые. Шкаф стоит неудобно, посередине, деля стену пополам – зона кровати и зона стола. За ним друг на друге коробки.

– Неправда! – бежала за Машкой Эля. – Ты ведь живешь! Это жизнь! А в ней все нужно. Говорят же – ничего не происходит случайно, все зачем-то.

– У тебя какое-то раздутое самомнение, – усмехнулась Машка.

На стол ровной стопкой были выложены учебники и тетради. Подставка передвинута на центр. Она работает с подставкой? Эля уже сто лет не видела подставок! А у Минаевой их, наверное, склад. В коробках за шкафом лежат.

– Словно тебе кто-то что-то должен.

И замолчала.

– Конечно – должен! – не выдержала Эля этих безумных пауз.

– Ты что-то кому-то дала?

Машка повернулась к ней. А сама ведь уже готова сесть, делать уроки. Эля ей мешает. А она будет, будет ей мешать! Потому что надо же понять, зачем ее сюда позвали.

– Что ты сделала, чтобы тебе отдавали? – выкрикнула Машка. – Бегаешь, злишься.

– Я не просто так злюсь! Мы дружили!

И вновь внутри всколыхнулось подзабытое желание справедливости. Сейчас она все объяснит.

– Дружба – это знаешь что такое? – торопилась Эля. – Это когда все для человека сделаешь. Это почти как любовь. Нет! Это сильнее любви! Любовь это тупое обжимание и облизывание. А дружба – это надежно.