Эля отступила от стола. Но в Сашке уже что-то переключилось. Он хмыкнул. Плеснуло из глаз презрение.

– Ты гляди! Обслуга явилась! Ну, мечи все из печи! Жрать будем.

И он выразительно посмотрел на ее фартук. Повязала, чтобы не запачкать брюки.

– Сам ты обслуга! – крикнула, глядя на Алку.

Почему она молчит? Почему не надает подзатыльников этому нахалу!

Алка фыркала, уткнувшись лицом в Сашкино плечо. Максимихин хохотнул, повелительно взмахнув рукой.

– Чего застыла? Неси уже! Сколько можно ждать!

Эля поискала глазами, что бы такое кинуть в эту наглую рожу. Пожалела, что поставила плошку, – сейчас было бы хорошо опрокинуть ее содержимое на эту мерзкую прическу. И чтобы Алке досталось! Могла и предупредить, что пришел Максимихин.

Брякнул звонок.

Испугавшись, что все-таки не сдержится и что-нибудь уронит, Эля нырнула на кухню. Здесь все еще надрывался Тимберлейк. Было тепло от пирога, вкусно пахло копченой курицей, пузырилась в стакане газировка. Эля залпом выпила шипучей воды. Пузырьки колом встали в горле. Задохнулась, на глаза выступили слезы.

В прихожей роняла на пол холодные жемчужины слов Ничка, бубнил Дятлов. Эля вдруг представила, что если они поженятся, то Ничка станет Вероникой Дятловой. Смешно. Глупее сочетания не придумаешь! Ну и правильно! Дуракам дурацкие фамилии.

– Что ты пропала? – влетела на кухню с букетом садовых астр Алка. – Накрывай!

– Я вам не обслуга!

Эля опрокинула над стаканом бутылку с газировкой. Коричневая жидкость плеснулась через край, брызнула на передник, на белые брюки. Прикрыла, называется. Помчалась в ванную. Стол вытирать не стала. Пускай именинница поработает своими ручками в маникюре.

– Эля?

Удивленная Ничка подняла свои подведенные брови. Она только что вымыла руки и теперь стояла, не зная, чем их вытереть. С тонких пальцев капала вода.

– Чего ты на меня уставилась?

Эля перехватила полотенце с крючка, так что Доспеховой только и оставалось, что встряхивать руками.

Показалось, что от воды все стало только хуже. Она терла намоченным полотенцем пятна, еще больше злясь. Фартук мешал. Сдернула, сунула Ничке:

– На, велели накрывать.

Удивление с лица исчезло. Вероника равнодушно вытерла пальцы о фартук, уронила его на пол.

– Алла говорила, что никого не будет, – произнесла она. – Странно…

Доспехова переступила через фартук, скрылась за дверью. Эля продолжала тереть мокрыми руками брюки, и тут до нее дошел смысл сказанного. «Никого не будет…» – это она не про родителей сказала, а про нее. Вот ведь змея!

А в комнате уже хохотали. Лешка громко вскрикивал. «А помнишь… А помнишь…» – захлебываясь, вставлял он. В коридор выпала Алка, глаза веселые, раскраснелась, совсем не такая, какой была час назад.

– Ну, где ты пропадаешь?

И Эля, решившая, что непременно уйдет, прямо сейчас, не прощаясь, осталась. Вместе с Алкой пошла на кухню, перегрузила курицу в большое блюдо, разрезала пирог.

Нет, нет, Алка не могла про нее такое сказать. Они дружат! Это Ничка специально. Ей на Элю плевать, ей и одной всегда хорошо, фифа помоечная.

– А еще кто будет? – спросила между делом.

Обычно они были вдвоем, но раз уж состав расширился, то почему бы еще кого не пригласить?

– С этим бы справиться! – закатила глаза Алка.

Они открыли бутылку шампанского, и вечер стал превращаться в настоящее веселье. Ничка подняла тост за учебу и достойную цель в жизни. Дятлов, недолго думая, предложил выпить за любовь.

Шипучий напиток пился так же легко, как газировка, колол язык. Эля вливала в себя шампанское, чувствуя, что куда-то плывет. Словно на отколовшейся льдине покачивается, а берег все дальше, дальше… Они говорили о чем-то своем, о том, что между ними было этим летом. Выяснилось, что Алка сначала две недели скучала, потом в магазине встретилась с Доспеховой. Уже тогда за ней таскался Дятлов. Через пару дней к ним присоединился вернувшийся с морей Максимихин. Совместные дела, общие воспоминания.