Саратовская губерния считалась одной из наиболее проблемных в России: высокая общественная активность, в том числе благодаря традиционно левому составу земства, взаимодействие с которым складывалось у Столыпина нелегко; постоянно растущий градус оппозиционности, особенно с осени 1904 года, в атмосфере «весны Святополк-Мирского» и начавшейся «банкетной компании»; волнения и забастовки десятков тысяч рабочих и грузчиков в волжских портах и бесконечные крестьянские выступления с весны 1904 года, которые вскоре стали переходить в погромы и поджоги помещичьих усадеб… В 1905 году в губернии было зафиксировано 854 крестьянских выступления; как докладывал Столыпин в Министерство внутренних дел, к концу года было разгромлено 261 имение. В 1906 году, когда революционное движение в целом по стране пошло на спад, в Саратовской губернии по-прежнему отмечалось множество беспорядков – пятьсот тридцать пять в течение года. Было сожжено в итоге более трети помещичьих имений. По этому показателю губерния, как в дальнейшем пытались ставить в вину Столыпину его противники «справа», превосходила большинство губерний. Тем не менее в правящих кругах в Петербурге работа Столыпина оценивалась положительно. Николай II (в 1904 году он дважды удостаивал губернатора Столыпина аудиенциями) следил за положением дел, и за достигнутые успехи в «успокоении» губернии Петр Аркадьевич получил в декабре 1905 года высочайшую благодарность.

У Столыпина, действовавшего в сложнейшей обстановке (общественно-политической, революционно-криминальной, психологической и т. д.), формировался стиль политического лидера, который будет в дальнейшем отличать его среди высокопоставленных чиновников. Накапливался опыт и проявлялись психологические качества, способствовавшие превращению в масштабную фигуру государственного деятеля и публичного политика.

Петр Аркадьевич обнаружил умение произносить эффектные речи перед аудиториями различного состава и по-разному настроенных. Увлекающие своим пафосом и искренностью, не перегруженные казенными клише, выступления Столыпина были не просто эмоциональными, но и просчитанными – с точки зрения политической конъюнктуры. Сильное впечатление произвела одна из первых речей, произнесенная в начале 1904 года в Саратове на многолюдном обеде в честь отправляющегося на фронт отряда Красного Креста. Войну с Японией, в которую ввязалась Россия, по распространенному мнению вследствие авантюрных замыслов «безобразовской шайки», Столыпин в частных разговорах, в кругу семьи, оценивал без энтузиазма: «Как может мужик идти радостно в бой, защищая какую-то арендованную землю в неведомых ему краях? Грустна и тяжела война, не скрашенная жертвенным порывом». Поэтому тем более неожиданной стала вдохновенная речь перед «саратовским обществом». «Я вдруг почувствовала, что что-то капает мне на руку, и тогда лишь я заметила, что я плачу: смотрю вокруг себя – у всех слезы на глазах, – вспоминала М. П. Бок. – …Многие уже громко рыдают. Забыто, что не за русскую землю дерется русский солдат, что далеки от наших домов поля, где многим суждено найти смерть и куда спешат им на помощь и поддержку те, кого мы сегодня провожаем, и лишь ярко сияет одна вечная правда о том, что каждый сын России обязан по зову своего царя встать на защиту Родины от всякого посягательства на величие и честь ее…» Удивленной супруге Столыпин отвечал: «Мне самому кажется, что сказал я неплохо. Не понимаю, как это вышло: я ведь всегда считал себя косноязычным и не решался произносить больших речей»