– Что это? – Я ткнул пальцем в один из фрагментов так называемого плана.

– Ограда.

– А это?

– Дом, что, сам не видишь!

– Что вы знаете о датчиках и ловушках по периметру?

– Какие, на хрен, датчики? Ты бы еще о спутниках-шпионах спросил!

– Что известно о его охране?

– Всего пять или шесть человек, все с пушками.

– Так пять или шесть? И потом, где подробный план здания? Что находится внутри?

– Послушай, военный. – Он картинным жестом поднял на лоб темные очки и жестко посмотрел мне в глаза. – Если боишься, так и скажи. Дай мне пару своих ребят и топай пить пиво в гостиницу, я сам все сделаю.

– Давайте не будем торопиться, – предложил я, изо всех сил стараясь не сорваться на вульгарный мат.

Этот Островский мне сразу очень не понравился. Вообще-то такие рубахи-парни и супермены вызывают восторг исключительно у дамочек бальзаковского возраста и у той части руководства, которая судит о нашей работе исключительно по отчетам таких вот островских. А еще смотрит боевики по телевизору: Рембо в Афганистане или Настя Заворотник в тылу врага. Лично я, воспитанный на принципах разумной трусости, перед тем как засунуть куда-то голову или какую другую часть тела, стараюсь все-таки осмотреться. Ребят ему подавай, щас! За годы командования подразделением я не потерял ни одного человека и совсем не собирался нарушать эту традицию в угоду кому бы то ни было.

– И что ты собираешься делать? – хмыкнул он.

– Подумаю.

В следующий раз мы встретились через три дня.

– Ну что, – сурово спросил меня настоящий полковник, – подумал?

– Подумал, – не стал спорить я.

– Осмотрелся?

– Да.

– Ну и как тебе мой план?

– Никак.

Все это время мы с ребятами не спускали глаз с клиента, изучили систему его охраны и, к собственному удивлению, убедились в полном отсутствии как системы, так и самой охраны как таковой. Никаких камер, датчиков, растяжек, сигналок, медвежьих капканов и даже сусличьих норок. Пятеро, иногда шестеро сонного вида молодых людей, бездарно изображающих охранников и телохранителей. По ночам все они дрыхли, четверо на койках в караулке, а двое – сидя за столами в комнате на первом этаже слева от центрального входа. Как говорится, приходите, люди добрые! Именно по этой причине я решил в дом не соваться. Не люблю, знаете ли, заявляться туда, куда меня уж очень настойчиво приглашают.

– Тогда перехватим в городе, – предложил он и сам тут же устыдился сказанного. Какой, к черту, перехват на узких, забитых народом улицах. Даже если и цапнешь клиента, все равно не уйти. Да и полиции на автомобилях полным-полно.

– Дайте мне еще пару-тройку дней, я еще подумаю…

– А тебе не кажется, паренек, что ты слишком много думаешь?

– Думать надо как можно чаще, – выдал я одну из бесчисленных поговорок друга Сергея Волкова, бывшего опера ГРУ Сани Котова, – тогда это войдет в привычку.

– Скажи мне, сынок, – тут он попытался схватить меня за рукав, но я увернулся, – ты давно не получал по мордашке?

– Терпеть не могу махать кулаками, – сознался я, честно глядя в глаза товарищу полковнику, – но никогда не отказываюсь, если предложат.

На этой высокой ноте мы и расстались.

К следующей нашей встрече я наконец надумал.

– Что это? – недоумевающе спросил Островский, глядя на план.

– Французский ресторан «Мишель». Наш клиент регулярно здесь ужинает через день на второй – никогда бы не подумал, что русско-китайский метис так любит французскую кухню.

– И народу там небось как в родном метро поутру.

– Не сказал бы. – Я успел пару раз побывать в том самом ресторане и как следует осмотреться. Видел, кстати, нашего красавца, ужинавшего в компании жгучей брюнетки а-ля Кармен (охрана ждала его в машинах у входа), и даже послушал, как эти голубки воркуют. Голос Режиссера с тех пор врезался мне в память, вот почему я и вспомнил его четыре года спустя. Человеческий голос, как и отпечатки пальцев, строго индивидуален, изменить его никакими операциями невозможно.