– Это ты, да? Ты влезла со своей магией?

Я разозлилась. Даже усталое бурчание пострадавшего не помогало унять раздражение.

– Я не люблю побоища! Говорила же! И вообще!!! Если будешь участвовать в чём-то подобном ещё раз – без меня!!! Пусть хоть сам ваш король прикажет! Не пойду!

– Не кричи, – с любопытством посмотрел на меня пятикурсник. В его глазах повисла какая-то эмоция, но я не смогла определить её суть. – Лучше спой что-нибудь… Моя мама так делала. Это всегда помогает справиться с болью.

– Я… – я запнулась. Говорить, что у меня нет мамы, точнее у Релей, язык не поворачивался. Это как саму себя сглазить – ну его нафиг! Тем более мне спеть, что ли, жалко?! – Хорошо… на ум лезли всякие современные композиции, но перебила их одна. Та, которую мне бабушка пела в последние годы своей жизни. Очень уж старушка творчество Сергея Бабкина уважала. – Ладно. Но пою я так себе.

– Всё равно. Пой… и осторожнее вытирай. Больно.

Прокашлявшись, я… сделала самую тупую ошибку за всё время, что живу на Виёле – запела:

«Бувай! Може, десь в минулому житті… Згадай, коли будеш біля мене йти…»

Я старалась не смотреть на Маркуса, немного смущаясь. Всё-таки играю на фортепиано лучше, чем пою. Это правда. Но не заметить пристального внимания пятикурсника было не возможно!

Острый взгляд, тяжёлый вздох и тонна сожаления в глазах…

На протяжении всей песни Маркус будто бы не моргал. И вид у пятикурсника был такой, будто ничего невероятнее моего среднестатистического исполнения он не слышал!

Я даже вдохновилась, заканчивая с лицом Корвина. Допела коротковатую, как по мне, песню на подъёме, а потом… запнулась, так её и не допев:

– «Давай, як завжди в наступному...»

Хотела убрать руку, но Маркус перехватил меня, не отпуская.

Усмешка парня стала совсем нехорошей.

– Мило. Надеюсь, ты меня не прокляла… чей бы это язык не был, но он безумно мелодичен.

Сердце в моей груди колотилось, как у воробышка.

– Я…

– Похитительница тела, – со знанием дела кивнул Маркус. – Я понял.

– Нет! Я…

– Давно понял, – хмыкнул Корвин, садясь к изголовью кровати и не обращая на мои трепыхания никакого внимания. – Твои постоянные оговорки, поведение… не то, чтобы я знал Релей, но, извини, ты совсем не похожа на забитую сироту. А сегодняшнее твоё «… пусть хоть сам ваш король прикажет!» расставило окончательно всё по местам. «Ваш»? Серьёзно?

– Песня – это предлог. – Сокрушаясь, покачала головой.

– Да. Раньше иномирян отлавливали именно так. Стихи, песни, названия изделий или открытий из их мира оставляют отпечаток. Содержание не переводится на наш язык.

Я с отчаянием прикусила губу.

– И что теперь? Ты меня…

Я ожидала чего угодно, но не того, что ненормальный, побитый рыцарь схватит меня и поцелует!

Я будто в эпицентр смерча попала: воздуха – тьма, а вздохнуть не могу!

Шторм – где ты можешь только тонуть! Полёт в небе без шанса на приземление!

Маркус целовал жадно, но не отнимал, а дарил бешеную силу, мощь и веру в себя. Без компромиссов! Всё, как бабушка обещала, вытирая мои слёзы, когда я, разбитая, приползла к ней в поисках тепла и участия после подлого спора Виталика.

«Настоящие чувства не тянут из тебя требования, не вынуждают меняться под кого-то. Они окрыляют, дарят умиротворение. Это не про Виталика твоего. Ты с этим подонком только нервы себе постоянно трепала. Доклады за него делала… курсовую… а девственность… Что нам эта девственность? Ну, забрал, скотина… Пусть подавится ею! Расплата его настигнет, поверь мне, Полечка… Забудь и воспринимай всё, что с тобой случилось, как опыт, чтобы не пропустить по-настоящему хорошего парня!»