Ну и пусть.

Я тряхнула волосами. На здоровье. Может разочароваться, сколько ему угодно, если хочется.

— Так что, может, лучше подумаем о том, что мы будем делать?..

9. 8.

Гром.

— Спасибо тебе. Что подхватил дела и прикрыл меня.

Переговорив с нужными людьми, я подсел к Авере в дальний угол длинного прямоугольного стола, в стороне ото всех. К третьему часу празднования все порядком ужрались. Играла какая-то сопливая медленная лабуда, мужики потащили женщин на танцпол, лапать под медленные танцы.

— «В шумном зале ресторана

Сpедь веселья и обмана

Пpистань загyлявшего поэта...»*

— Да было б за что, Гром, — он с ленцой отмахнула и отсалютовал мне бокалом с виски. — Ты бы для меня то же самое сделал.

Это было правдой. После предательства Капитана Авера остался моим единственным другом. Человеком, которому я мог доверять на сто процентов. Человеком, от которого я не опасался получить удар в спину.

Пока я бухал, запершись в одиночестве в доме, и не выходил на связь, Авера ходил вместо меня на сходки, ездил на завод, общался с людьми и узнавал, какие слухи бродили меж пацанами насчет убийства Зимы.

— Сегодня утром вернулась Маша, — с места в карьер рассказал я.

Все равно я понятия не имел, какими словами можно было бы подвести беседу к этой новости.

Авера, который в этот момент пытался отпить виски, замер со стаканом возле рта. Посмотрев на меня, он одним глотком осушил стакан до дна и со звонким стуком поставил его на стол.

— Нихера себе дела, — пробормотал он и потянулся через стол за бутылкой.

На груди в вырезе расстегнутой на четыре верхних пуговицы рубашки показалась золотая цепь с палец толщиной. Для ресторана Авера принарядился, сменил вечные спортивные треники на джинсы и белую рубашку. Из-под закатанных рукавов на запястьях виднелся золотой браслет ролексов.

— А она сказала, где была? Пряталась где-то? Или уехала? — Авера побарабанил пальцами по столу.

— Пока нет.

— А чего хочет, сказала? — спросил он, едва не расплескав виски из-за дрожавших, нетрезвых рук.

— Остаться. Начать заново, ­— я пожал плечами и откинулся на гладкую кожаную спинку, поглядывая на танцующих, с трудом державшихся на ногах. Судя по опьянению публики, из ресторана можно было валить.

— И что ты ответил? — Авера говорил настороженно и смотрел на меня как-то искоса, словно избегал встречаться глазами.

— Что я согласен.

— Да ты рехнулся, Гром!

Он подавился воздухом и закашлялся, склонившись над тарелкой с недоеденной закуской, и я от души треснул ему ладонью по спине. Покраснев, словно вареный рак, Авера кое-как успокоился, хотя все еще смотрел на меня, выпучив глаза.

— Эта телка... — прохрипел он, едва вернув способность говорить. Здоровенная ручища, вся в наколках, со сжатым кулаком легла на стол. — Эта телка тебя кинула...

— Не называй ее так.

— Ты беспробудно квасил из-за нее четыре дня, пока я тут вертелся, словно в жопу ужаленный, думая, как бы ты не откинулся! — набычился Авера, повысив голос. У него покраснела шея – всегда так бывало, когда он злился.

— И за это я тебе благодарен, — я же заговорил еще тише.

Я попытался поймать его взгляд и жестом призвать заткнуть пасть: на нас уже начали оборачиваться самые трезвые гости. Еще этих проблем не хватало. Но Авера уже пошел в разнос и остановить его теперь будет трудно. Он смотрел на меня исподлобья, выставив вперед голову. Реально бык. Здоровый, красный, мощный.

— Но не смей называть Машу телкой.

— А нехер было моего друга кидать как последняя сука! – он обрушил на столешницу ладонь, и стоявшая вокруг посуда тихо, жалостно задребезжела.