Ср. A. MacIntyre, After Virtue. A Study in Moral Theory. Notre Dame / Indiana 1981 / Пер. на нем.: Der Verlust der Tugend. Zur moralischen Krise der Gegenwart. Frankfurt 1987. Всеобъемлющий культурный кризис современности основывается на нравственном кризисе, который Макинтайр, однако (безусловно, под влиянием описанного в начале развития в Америке), с резким культурным пессимизмом рассматривает исключительно отрицательно: «Мы, несомненно, обладаем видимостью нравственности, мы продолжаем использовать многие ключевые выражения. Но мы в значительной степени, если не полностью, потеряли как теоретическое, так и практическое понимание нравственности» («We possess indeed simulacra of morality, we continue to use many of the key expressions. But we have – very largely, if not entirely – lost our comprehension, both theoretical and practical, of morality», c. 2).

Согласно Макинтайру, перед современной нравственной проблематикой отказывает и господствующая в настоящее время философия: «В реальном мире доминирующие философии современности, как аналитическая, так и феноменологическая, будут… бессильны распознать нарушения нравственной мысли и практики» («In the real world the dominant philosophies of the present, analytical or phenomenological, will be … powerless to detect the disorders of moral thought and practice». Там же).

Ср. J. Mittelstraβ, Auf dem Wege zu einer Reparaturethik? in: J.-P. Wils – D. Mieth (Hrsg.), Ethik ohne Chance? Erkundungen im technologischen Zeitalter, Tübingen, 1989, S. 89-108 (здесь же содержательные естественно-научные статьи M. Wolff, G. Mack, M. Schramm, а также со стороны философии – W. Ch. Zimmerli и O. Höffe).

J. Rawls, A Theory ofjustice, Cambridge / Mass. 1971 / Пер. на нем. Eine Theorie der Gerechtig-keit, Frankfurt, 1975; в оригинале с. 387–388; немецкое издание переводит на с. 426 «über-schneidende statt genaue Übereinstimmung» (пересечение вместо точного соответствия). В противовес преобладающей в англо-американском пространстве утилитаристской этике (Хьюм, Адам Смит, Бентам и Милль) гарвардский философ развивает теорию справедливости (как Fairness), которая основывается на теории общественного договора Локка, Руссо и прежде всего Канта и должна стать «лучшим нравственным основанием демократического общества» (с. 12). Роулз исходит из двух принципов справедливости: «1. Каждый должен иметь равное право на обширную систему одних и тех же основных свобод, которая совместима с такой же системой для всех остальных. 2. Социальные и экономические неравенства необходимо формировать таким образом, чтобы а) разумно было бы ожидать, что они послужат на всеобщее благо, и б) они были бы связаны с постами и должностями, открытыми для каждого» (с. 81). К вопросу критической оценки см. O. Höffe (Hrsg.), Theorie-Diskussion. Über John Rawls’ Theorie der Gerechtigkeit, Frankfurt, 1977; H. Bielefeldt, Neuzeit-liches Freiheitsrecht und politische Gerechtigkeit Perspektiven der Gesellschaftsvertragstheorien, Würzburg 1990.

На эти важные аспекты динамического поиска консенсуса мое внимание обратил Bert Musschenga, специалист по этике Свободного Университета г. Амстердама. Некоторыми побуждениями я обязан докладам и дискуссиям в различных голландских университетах.

Cp. E. G. Tannis, Alternative Dispute Resolution That Works. – North York / Canada, 1989.

M. Weber, Politik als Beruf, in: Gesammelte politische Schriften. T übingen, 1958, с. 505–560; цитата с. 559.

H. Jonas, Das Prinzip Verantwortung. Versuch einer Ethik für die technologische Zivilisation. Frankfurt/Main, 1984; его же, Technik, Medizin und Ethik. Zur Praxis des Prinzips Verantwortung. Frankfurt, 1987.

Ср. об этом: E. Laszlo, Design for Destiny, New York 1989 / Пер. на нем. Global denken. Die Neu– Gestaltung der vernetzten Welt. Rosenheim, 1989.

P. Drucker, Facing the “New and Dynamic”, in: Time-Magazine, 22.01.1990.

R. Müller, Führung 2000: Kapital in High-Tech, Vertrauen in Mitarbeiter investieren, in: io Ma nagement Zeitschrift 59 (1990), № 1.

K. Bleicher, Chancen für Europas Zukunft. Führung als internationaler Wettbewerbsfaktor. Frankfurt, 1989, c. 218.

По проблематике институционализации этики ср.: R. Löw, Brauchen wir eine neue Ethik? in: Universitas 1990, c. 291–296. Относительно учреждения народных опросов ср.: G. Altner, Präventionsprinzip und Ethik: Was ist zu tun? in: Universitas 1989, c. 373–384.

Поэтому П. Ульрих (Ulrich), ординарный профессор первой кафедры экономической этики в немецкоязычной высшей экономической школе (Ст. Галлен), справедливо замечает, что «мораль истории» состоит в понимании того, что «ценностно ориентированное качество политики предприятия представляет собой такое же важное условие предпринимательского успеха, как и качество деловых стратегий и оперативного менеджмента… В этом отношении в реалистичной экономической этике речь идет о том, как можно методически передать институционализированную “предметную логику” нашей экономической системы с современными этико-практическими требованиями» (Schweizerischer Bankverein / Der Monat 3/89, с. 7–8.).

International Herald Tribune от 12.01.1990.

E. Draper, Psychiatry and Pastoral Care. Philadelphia ^>21970, c. 117.

В этих разделах имплицитно содержится ответ парижскому социологу Альфреду Гроссеру (Grosser), с которым я имел честь вести увлекательные дискуссии прежде всего по случаю телевизионной серии «Baden-Badener Disput» (1989/1990). При всем скептицизме по отношению к закрытой нравственной системе Гроссер решительно защищает значимость этических ценностей и критериев для политики, а также для политологии и социологии (никакой диагностики общества без таких этических понятий, как истина, свобода, справедливость!), однако все это при выраженном отказе от религиозного исповедания. Ср.: A. Grosser, Au nom de quoi? A la recherche d’une éthique politique. Paris 1969 / Пер. на нем.: In wessen Namen? Werte und Wirklichkeit in der Politik. München, 1973.

Проблематика морали без веры в Бога подробно рассматривается в: H. Küng, EG Teil E: Ja zur Wirklichkeit – Alternative zum Nihilismus.

См.: Российская наука и СМИ / Материалы международной Интернет-конференции (5.11.2003—23.12. 2003). М., 2004.

См.: Ленк Х. Ответственность в технике, за технику, с помощью техники // Философия техники в ФРГ. М., 1982. С. 372–392; Солодкая М. С. Ответственность субъекта управления: состояние, проблемы и перспективы исследования // Credo, 1998, № 1. С. 33–43.

Цит. по: Гернек Ф. Пионеры атомного века. М., 1974. С. 353.

Там же.

Печчеи А. Человеческие качества. М., 1980. С. 209. Римский клуб – созданная в 1968 г. международная организация ученых, общественных деятелей, поставившая задачу мобилизации общественного внимания к глобальным проблемам современного человечества, в том числе тех, которые связаны с научно-техническим развитием.

См.: Arnstein S., Christakis A. Perspectives on Technology Assessment. Jerusalem, 1975; Порус В. Н. «Оценка техники» в интерпретации западных философов и методологов // Философия и социология науки и техники. Ежегодник. 1987. М., 1987. С. 249–275; Ефременко Д. В. Оценка техники: история и современность // Науковедение, 2002, № 4; его же: Введение в оценку техники. М., 2002.

«Наука ставит нас в постоянное соприкосновение с чем-либо, что превышает нас:…позади того великого, что она нам показывает, она заставляет предполагать нечто еще более великое: это зрелище приводит нас в восторг, тот восторг, который заставляет нас забывать даже самих себя, и этим-то он высокоморален. Тот, кто его вкусил, кто увидел хотя бы издали роскошную гармонию законов природы, будет более расположен пренебрегать своими маленькими эгоистическими интересами, чем любой другой. Он получит идеал, который будет любить больше самого себя, и это единственная почва, на которой можно строить мораль» (Пуанкаре А. О науке. М., 1983. С. 508–509).

См.: Merton R. K. Sociology of science: Theoretical and empirical investigations. Chicago; L. 1973.

Юдин Б. Г. Этическое измерение современной науки // Отечественные записки, 2002, № 7 (http://www.strana-oz.ru/?numid=8&article=416)

См.: Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. Из Бостонских исследований по философии науки. М., 1978. С. 213.

Яки С. Л. Спаситель науки. М., 1992. С. 220, 221.

Там же. С. 256.

Никитин Е. П. Спецрациональность // Рациональность на перепутье. М., 1999. Кн. 1. С. 82.

«Сегодня обществу нужны не просто знания с возможностью двоякого их использования (т. е. во благо и во вред человечеству. – В. П.), а прочувствованные знания, взвешенные на весах добра и зла. Пожалуй, нынешней науке недостает нравственности и ответственности» (Стрельникова Л. Н. Куда идешь, наука? // Российская наука и СМИ, с. 9–10). Мнение журналистки, полагающей, что с помощью «весов добра и зла» можно отделить полезные и добрые знания от вредных и злых, и только недостаток нравственности не позволяет ученым заняться этой сортировкой, можно считать типичным.

«Повсюду в мире индустриальной цивилизации господство человека над человеком возрастает в объеме и в степени воздействия. И эта тенденция отнюдь не кажется случайным шагом назад, свойственным переходному моменту на пути прогресса. Концентрационные лагеря, массовое истребление людей, мировые войны и атомные бомбы вовсе не “рецидив варварства”, а безудержная реализация достижений современной науки, технологии и власти» (Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Киев, 1995. С. XXIV).

См.: Бердяев Н. А. Смысл истории. М., 1990. С. 147, 149, 150.

Стародубцева Л. В. Башня Науки, или «Падшая Премудрость» // Наука в культуре. М., 1999. С. 348–349.

Люббе Г. Наука и религия после Просвещения: об утрате культурной значимости научных представлений о мире // Наука в культуре, с. 288. Сходную мысль высказывает С. С. Гусев: «Современная наука, выстраивая образ мира, состоящий из теоретических абстракций (связь между которыми определяется не нуждами людей, а принципами конструирования понятийных схем), становится в определенным смысле культурным маргиналом…, теряет связь с исходной задачей, для решения которой она возникала, – задачей защиты людей от равнодушия вселенной. В тех “возможных мирах”, которыми оперирует современное научное знание, нет места человеку как носителю культуры» (Гусев С. С. Черты культурной маргинальности в науке // Наука в культуре, с. 301).

«Наука доступна лишь немногим. Будучи основной характерной чертой нашего времени, она в своей подлинной сущности тем не менее духовно бессильна, так как люди в своей массе, усваивая технические возможности или догматически воспринимая ходульные истины, остаются вне ее… Как только это суеверное преклонение перед наукой сменяется разочарованием, мгновенно следует реакция – презрение к науке, обращение к чувству, инстинкту, влечениям. Тогда разочарование неизбежно при суеверном ожидании невозможного: наилучшим образом продуманные теории не реализуются, самые прекрасные планы разрушаются, происходят катастрофы в сфере человеческих отношений, тем более непереносимые, чем сильнее была надежда на безусловный прогресс» (Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 371, 372).

См., например: Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. С. 515, 516.

Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М., 1990. С. 116. «Возможный человек» – не обязательно что-то светлое и совершенное, результат эксперимента не предопределен. Но без него стремление к совершенству было бы только утопией.

См.: Кузнецова Н. И. Социальный эксперимент Петра I и формирование науки в России // Вопросы философии, 1989, № 3. С. 49–60.

Хромов Г. Российская Академия наук: история, мифы и реальность // Отечественные записки, 2002, № 7 (8).

В. Г. Федотова отмечает, что отношения между российской властью и обществом имеют форму зондажа: «вбрасываются» некие идеи, связанные с реформами, болезненно затрагивающими интересы значительных слоев общества, и проверяется сила сопротивления; если она значительна, власть отступает и корректирует свои планы, если общество в целом пассивно, реформы проводят спешно и, как правило, бездарно. «Особенностью зондажа… является то, что так общаются с массой. Масса иногда реагирует на зондаж, иногда не делает этого. Другого общения власти с населением нет. Общение посредством зондажа производит массу даже там, где она еще не была произведена» (Федотова В. Г. Апатия на Западе и в России // Вопросы философии, 2005, № 3. С. 14). В случае с реформированием российской науки роль «массы», по-видимому, предназначена «научной общественности», которую настраивают против «академических генералов от науки» подобно тому, как в свое время лозунги борьбы с привилегиями партийных и советских бонз использовались, чтобы мобилизовать «массы» на поддержку новых, рвущихся к власти «элит». На фоне нынешнего чиновничьего беспредела о былых «привилегиях» и о борьбе с ними вспоминают со снисходительным цинизмом. Что касается отношения более широких масс (рабочих, крестьян, предпринимателей, служащих и разрозненных групп так называемой интеллигенции) к реформам науки, то, как уже было сказано, оно граничит с полным равнодушием.

См.: Кулькин А. М. Наука и образование в опасности // Свободная мысль – XXI, 2005, № 8. С. 129–146.

См.: Наумова Т. В. Нужна ли наука современной России? // Полигнозис, 1999, № 3.

См.: Тищенко П. Д. Био-власть в эпоху биотехнологий. М., 2001.

«Величайшая трагедия европейской духовности разыграна не актом самоотождествления науки с познанием, а узурпацией познания этой вот формой научности, где познание есть не исповедальный рассказ природы о самой себе, не язык самой природы, проговорившейся в человеческом восприятии и рассудке, а некая самоизолированность искусственно измышленного синтаксиса, рассматривающего природу с точки зрения «ответственного редактора» и редактирующего натуральную Библию в попрание всех «авторских» прав до той самой грани, за которой начинается вполне «рационалистический» феномен авторского самонеузнания» (Свасьян К. А. Становление европейской науки. Ереван, 1990. С. 305).

Кант И. Критика практического разума // Соч. в 6 томах. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 415.

Там же.

Merton R. К. The Institutional Imperatives of Science // Sociology of Science / Ed. B. Barnes. L.: Penguin Books, 1972. P. 65–79; Merton R. K. The Sociology of Science. Chicago: Chicago University Press, 1973. P. 267–278.

Здесь я могу лишь сослаться на известные положения кантовской этики.

Патнэм Х. Разум, истина и история. Гл. 3. Две философские перспективы. М., 2002, с. 70—102.

Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. М.: Весь мир, 2002.

См.: Ф. Сухейль. Религиозный феномен и современная наука // Вопросы философии, 2000, № 2. С. 170.

Hick E. Evil and God of Love. London. 1975. P. 283–284.

Вышеславцев Б. П. Этика преображенного Эроса. М., 1994. С. 135.

Верховский С. Христианство // Православие в жизни. Нью-Йорк, 1953. С. 278.

Зеньковский В. В. Основы христианской философии. М., 1996. С. 52.

См. напр.: Гайденко П. П. Волюнативная метафизика и новоевропейская культура. В сб.: Три подхода к изучению культуры. М., 1997. С. 5–74; Катасонов В. Н. Интеллектуализм и волюнтаризм: религиозно-философский горизонт науки Нового времени. – В кн.: Философско-религиозные истоки науки. М., 1997. С. 142–177.

Когда 24 августа 410 г. Рим пал, тогдашний мир испытал потрясение, превосходящее всё, что когда-либо прежде выпадало на его долю. Император Запада Гонорий (395–423) не сумел договориться с готским вождем Аларихом (которого отцу Гонория, Феодосию I (379–395), удалось в свое время привлечь на службу Риму), и Аларих как бы в назидание за интриги и нарушение прежде данных обещаний решил взять Рим и отдать его на разграбление своим воинам (в 395 г. после смерти Феодосия I Римская империя распалась на Восточную и Западную, во главе которых стояли дети Феодосия Аркадий и Гонорий соответственно). Блаженный Иероним (+420), когда-то принявший крещение в Риме и бывший советником папы Дамаса I (366–384), а к тому времени составлявший толкование к Библии в своей келье в Вифлееме, сказал: «С гибелью Рима была обезглавлена Римская империя или, скорее, вся Вселенная». «Вселенная рухнула», – повторил он, когда, несколько лет спустя, до него дошли слухи об учиненной в городе резне. И лишь блаженный Августин, епископ Гиппонский (354–430), поднялся до уровня богословского осмысления этого события: «наше же жительство на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, Который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе все» (Флп 3, 20), – а потому мы должны не коснеть в привязанности к старому миру, но искать обновления во Христе («О Граде Божием»).

В 476 г. Одоакр, предводитель небольшого германского племени герулов, сместил послед него императора-подростка, который словно в насмешку, носил имя Ромула Августа, ото слав царские инсигнии восточному императору Зенону (474–491). Однако, по словам бл. Августина, сказанным им в одной из проповедей, «быть может, Рим умер лишь для того, чтобы не погибли римляне», – и уже по прошествии немногим более 20 лет король франков Хлодвиг I (481–511) своим обращением в христианство указал путь соединения того, что осталось от римского мира, с бьющей через край молодой силой варваров.

Аркадьев М. А. Конфликт ноосферы и жизни (эскизное введение в «фундаментальную структурно-историческую антропологию»). – В сб.: Ноосфера и художественное творчество. М., 1991. С. 82–85.

Огурцов А. П. Генезис рефлексивной установки в гносеологии Нового времени. – В сб.: Проблемы рефлексии в научном познании. Куйбышев, 1983. С. 14–15.

Фролов И. Т., Юдин Б. Г. Этика науки: сфера исследования, проблемы и дискуссии // Вопросы философии, 1985, № 2. С. 62–78.

Непомнящий В. Книга, обращенная к нам. – В сб.: Непомнящий В. Да ведают потомки православных. Пушкин. Россия. Мы. М., 2001. С. 279.

Заметим, что греч. κρισις – «суд», «решительный исход». «Кризис – это как бы объективный “анализ”, которому подвергает себя сама действительность, упреждая наши попытки анализа», – говорит С. С. Аверинцев (Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 237).

Так, акад. В. Казначеев настаивает на том, что «в настоящее время можно говорить о катастрофизме как перманентном, хроническом, состоянии общества и планеты. <…> В результате человеческой деятельности <…> планета оказывается «на распутье» <…> Приходится признать <…> во-первых, что современное физическое и биологическое понимание человека несостоятельно, а во-вторых, что необходима радикальная смена научной парадигмы. <…> катастрофизм – новая глава науки, которая в будущем будет лимитировать решение национальных и международных проблем. Следовательно, актуализируется организация некой общепланетарной программы, проекта изменения генерального космоэволюционного курса» (Казначеев В. Пути выживания цивилизации // Аномалия, 10.06.1997. С. 2–4).

Напомним, что religio – способ, посредством которого восстанавливается утраченная в результате грехопадения связь – religamen – человека с Богом, а чрез человека – и связь всего мира со своим творцом.

Напомним, что «метод» / μεθόδοςς, есть, собственно, «путь».

Платонов А. Государственный житель: Проза, ранние сочинения, письма. Минск, 1990. С. 679–680.

Там же. С. 651.

Топоров В. Н. Санскрит и его уроки. – В сб.: Древняя Индия. Язык. Культура. Текст. М., 1985. С. 5–6; ср.: Косарева Л. М. Ценности Фауста и Гретхен, или Наука в культуре Нового времени. – В кн.: Косарева Л. М. Рождение науки Нового времени из духа культуры. М., 1997. С. 11–40.

Юревич А. В. отмечает: «Особенности российской науки, предопределенные спецификой российского менталитета, сильно отличаясь от оснований западной науки Нового времени, органично вписываются в методологию новой – «постнеклассической» – науки, для которой характерны легализация интуиции, ценностной нагруженности знания, такие установки, как холизм, энвайроментализм и др. Поэтому можно утверждать, что психологические особенности российской науки, тесно связанные с православием и отражающие специфику российского менталитета, во многом предвосхитили формирование современной (курсив автора. – К. К.) методологии научного познания» (Юревич А. В. Культурно– психологические основания научного знания. – В кн.: Проблема знания в истории науки и культуры. СПб., 2001. С. 189–190).

Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки Нового времени (Философский аспект проблемы). М., 1989. С. 116–117.

Весьма характерна позиция Эйнштейна в его полемике с Гейзенбергом, о которой последний вспоминает в своей книге «Часть и целое». Возражая Гейзенбергу, пытающемуся строить свою квантовую механику с использованием одних лишь наблюдаемых, Эйнштейн подчеркивает, что «с принципиальной точки зрения желание строить теорию толь ко на наблюдаемых величинах совершенно нелепо. Потому что в действительности все ведь обстоит как раз наоборот. Только теория решает, что именно можно наблюдать. <…> наблюдение, вообще говоря, есть очень сложная система. Подлежащий наблюдению процесс вызывает определенные изменения в нашей измерительной аппаратуре. Как следствие, в этой аппаратуре развертываются дальнейшие процессы, которые в конце концов косвенным путем воздействуют на чувственное восприятие и на фиксацию результата в нашем сознании. На всем этом долгом пути от процесса к его фиксации в нашем сознании мы обязаны знать, как функционирует природа, должны быть хотя бы практически знакомы с ее законами, без чего вообще нельзя говорить, что мы что-то наблюдаем. Таким об разом, только теория, т. е. знание законов природы, позволяет нам логически заключать по чувственному восприятию о лежащем в его основе процессе. Поэтому вместо утверждения, что мы можем наблюдать нечто новое, следовало бы по существу выражаться точнее: хотя мы намереваемся сформулировать новые законы природы, не согласующиеся с ранее известными, мы все же предполагаем, что прежние за коны природы на всем пути от наблюдаемого явления до нашего сознания функционируют достаточно безотказным образом, чтобы мы могли на них полагаться, а следовательно, говорить о “наблюдениях”» (Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989. С. 191–192).

Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 16–17.

Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 314.

См. напр.: В. О. Лихтенштадт. Гёте. Борьба за реалистическое мировоззрение. Искания и достижения в области изучения природы и теории познания / Ред. и предисл. А. Богданова. Пг., 1920. 500 с.

Цит. по: Канаев И. И. Гёте как естествоиспытатель. Л., 1970. С. 286.

Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 315–316.

Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / Пер. В. П. Визгина, Н. С. Автономова. СПб., 1994. С. 120.

Гимном Г. Принципы теоретической лингвистики / Пер. П. А Скрелина / Ред. Л. М. Скрелиной. М., 1992. С. 148.

Свящ. П. Флоренский. Наука как символическое описание. – Свящ. П. Флоренский. Сочи нения в 4-х тт. Т. 3(1). М., 1996. С. 117.

Там же. С. 118.

Неравенства Белла, сформулированные Джоном Стюартом Беллом в 1964 году (см.: Bell J. S. On The Einstein – Podolsky – Rosen paradox // Physics, 1964. Vol. 1. № 3. P. 195–200), представляют собой ограничения, налагаемые требованием локальности на корреляции между экспериментами, производимыми над различными частицами, связанными общим прошлым. Нарушение этих неравенств интерпретируется как некоторое нелокальное влияние одной части системы на другую, не противоречащее принципу причинности).

См.: Aspect A., Grangier P., Roger G. Exper imental tests of realistic local theor ies via Bell’s theorem // Physical Review Letters, 1981. Vol. 47. № 7. P. 460–463; Aspect A., Dalibard I., Roger G. Experimental tests of Bell’s inequalities using time-varying analyzers // Physical Review Letters, 1982. Vol. 49. № 25. P. 1804–1807; Гриб А. А. Нарушение неравенств Белла и проблема измерения в квантовой теории. Дубна, 1992.

Уилер Дж. Квант и Вселенная. – В сб.: Астрофизика, кванты и теория относительности. М., 1982. С. 546–548.

См.: Гайденко П. П. Трагедия эстетизма. О миросозерцании Сёрена Киркегора. – В кн.: Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология ХХ века. М., С. 13–31.

Høffding H. Søren Kierkegaard als Philosoph. Stuttgart, 1896.

Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М., 1985. С. 174–175.

См. уже упоминавшуюся работу: Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки Нового времени (Философский аспект проблемы). М., 1989. С. 113–150.

Известный английский поэт Джон Донн, в будущем – священник, настоятель лондонского собора св. Павла, так выражал мирочувствие своей «субъективистской» эпохи: «Все в новой философии – сомненье: / Огонь былое потерял значенье. / Нет солнца, нет земли – нельзя понять, / Где нам теперь их следует искать. / Все говорят, что смерть грозит природе / Раз и в планетах и на небосводе / Так много нового; мир обречен, / На атомы он снова раздроблен. / Все рушится и связь веков пропала, / Всё относительным отныне стало (Джон Донн. Стихотворения / Пер. Б. Томашевского. Л., 1973. С. 150).

Ярчайшим примером такой позиции является ньютоновское «гипотез не измышляю»; между тем, из сохранившихся бумаг Ньютона явствует, что большую часть своего времени он посвящал именно измышлению гипотез о подлинной природе реальности, не ограничиваясь внешним фактуальным описанием феноменальной выявленности мироздания; см.: Дмитриев И. С. Неизвестный Ньютон. Силуэт на фоне эпохи. СПб., 1999.

Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки нового времени (Философский аспект проблемы). М., 1989. С. 144.

См.: Аристотель Сочинения, т. 1 / Ред. В. Ф. Асмус. М., 1976. С. 76; Лосева И. Н. Понятие «знания» в древнегреческой традиции // Вопросы истории естествознания и техники, 1984, № 4, С. 33.

Проблема достоверности научного знания, остро волновавшая мыслителей XVII в., на шла свое яркое воплощение в научном творчестве Лейбница. В фундаментальном труде «Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии» Лейбниц поясняет, каким образом (максимально) вероятные предположения переходят в разряд морально достоверных: «Когда какой-нибудь частный факт соответствует нашим собственным постоянным наблюдениям и подтверждается согласными свидетельствами других людей, мы признаем его столь же твердо, как если бы это было достоверное по знание, а когда он, насколько известно, соответствует свидетельству всех людей во все времена, то перед нами здесь первая, и высшая, степень вероятности. Таковы, например, предложения: “Огонь греет”, “Железо тонет в воде”. Наша вера, покоящаяся на таких об стоятельствах, поднимается до степени уверенности» (Лейбниц Г. Сочинения, т. 2. М., 1984. С. 476–477).

Заметим, что и термин вероятность — probabilitas – также пришел из теологии, где он означал обоснованность выбора некоторого способа действия.

В работе «Предварительные сведения к энциклопедии или универсальной науке» Лейб ниц пишет: «Самодостоверно то, относительно чего мы согласны в силу его самого <…> самодостоверные суждения бывают двух родов, а именно: одни, которые я называю само очевидными или тождественными, устанавливаются разумом или открываются из терминов; другие суть фактические, которые становятся нам известными благодаря исключающим всякие сомнения опытам» (Лейбниц Г. Сочинения, т. 3. М., 1984. С. 420).

Лейбниц продолжает: «Нам часто приходится иметь дело с тем, в отношении чего мы лишены достоверного знания», а потому «необходимо по крайней мере, чтобы мы достоверно знали, что то или иное предложение является вероятным» (Лейбниц Г. Сочинения, т. 3. М., 1984. С. 420).

Лейбниц поясняет: «Вероятность не есть нечто абсолютное, вытекающее из каких-либо данных достоверных сведений. Однако… существуют степени вероятности, а кое-что достигает такой степени вероятности, что противоположное не идет с ним ни в какое мыслимое сравнение; такие предположения называются морально достоверными, остальные же обозначаются общим именем вероятных» (Лейбниц Г. Сочинения, т. 3. М., 1984. С. 421).

Эйнштейн писал в письме своему другу Морису Соловину: «Я не могу найти выражения лучше, чем “религия”, для обозначения веры в рациональную природу реальности, по край ней мере той ее части, которая доступна человеческому сознанию. / Там, где отсутствует это чувство, наука вырождается в бесплодную эмпирию» (Эйнштейн А. Собрание научных трудов. т. I V. М., 1967. С. 564).

Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М., Наука, 1985. С. 360.

Нейман, фон И. Математические основы квантовой механики. М., 1964. С. 307–308.

Цит. по: де Бройль Л. Соотношения неопределенностей Гейзенберга и вероятностная интерпретация волновой механики. М., 1986. С. 290.