– Этот наряд просто нелеп, – сказал он, застегивая молнию на спортивной куртке. – Какой смысл в капюшоне, если он пропускает воду? А эти эмблемы? Я чувствую себя ходячей рекламой. А джинсы явно мне велики. Так и норовят сползти до колен.

Дворецки, посмотрев в зеркало заднего вида, улыбнулся.

– Мне кажется, что вы отлично выглядите в этой одежде. Джульетта с первого взгляда приняла бы вас за плохого мальчишку.

Сестра Дворецки Джульетта в это время гастролировала по Штатам с группой мексиканских борцов в надежде снискать славу. На ринге она выступала под псевдонимом Нефритовая Принцесса.

– Не знаю, выгляжу ли я как плохой мальчишка, но чувствую себя определенно плохо, – признался Артемис. – А эти высокие кроссовки? Разве можно быстро бегать на подошвах толщиной десять сантиметров? Я словно хожу на ходулях. Дворецки, честное слово, как только мы вернемся в отель, я выброшу этот дурацкий наряд. Я скучаю по своим костюмам.

Дворецки свернул на Им Тал к Международному банку.

– Артемис, если вы чувствуете себя неуверенно, может быть, отложим операцию?

Артемис убрал компьютерную приставку в рюкзак, к другим вещицам, которые можно найти в рюкзаке любого подростка.

– Конечно нет. На организацию окна возможности ушло не меньше месяца.

За три недели до описываемых событий Артемис сделал анонимное пожертвование школе Святого Бартлби с условием, что все учащиеся третьего года обучения совершат поездку в Мюнхен на европейскую школьную ярмарку. Директор с радостью выполнил желание спонсора. И сейчас, когда другие мальчики рассматривали различные чудеса техники на Олимпийском стадионе Мюнхена, Артемис ехал в Международный банк. Гвини, директор школы, разумеется, находился в счастливом неведении, полагая, что Фаул-младший почувствовал легкое недомогание и Дворецки везет его в отель.

– «Крейн и Спарроу», вероятно, меняет место хранения картины несколько раз в год. Лично я поступил бы именно так. Кто знает, где окажется картина через шесть месяцев?

Фирма «Крейн и Спарроу» была британской адвокатской конторой. Ее владельцы использовали ее в качестве прикрытия для исключительно успешного предприятия, зарабатывающего на похищениях произведений искусства и скупке краденого. Артемис уже давно подозревал, что «Фея-воровка» находится у них в руках. Подтверждение поступило месяц назад, когда частный детектив, нанятый шпионить за «Крейн и Спарроу», сообщил, что в хранилище Международного банка по поручению фирмы был помещен тубус с картиной – вероятно, «Феей-воровкой».

– Возможно, в следующий раз такой шанс представится, только когда я стану уже взрослым, – продолжал Артемис. – Не вижу необходимости ждать так долго. Франц Герман украл «Фею-воровку», когда ему было восемнадцать лет. Я хочу побить его рекорд.

Дворецки вздохнул.

– Согласно существующей в криминальном мире легенде, Герман похитил картину в одна тысяча девятьсот двадцать седьмом году. Он просто украл чемодан, где она лежала. Сегодня мы так легко не отделаемся. Нам придется открыть сейф в одном из самых хорошо охраняемых банков в мире, причем средь бела дня.

Артемис Фаул улыбнулся.

– Да, многие посчитали бы это невозможным.

– Вот именно, – сказал Дворецки, остановив «хаммер» на стоянке. – Многие здравомыслящие люди. Особенно для мальчика, который приехал со школьной экскурсией.

Они вошли в банк через вращающиеся двери главного входа, на которые были направлены камеры системы наблюдения. Первым шел Дворецки, который уверенно зашагал по покрытому мрамором с золотистыми прожилками полу к справочному бюро. Артемис тащился следом, покачивая головой будто бы в такт музыке из CD-плеера. На самом деле плеер был пуст. На носу Артемиса были зеркальные солнцезащитные очки, которые закрывали глаза, но позволяли незаметно осматривать помещения банка.