“Если ты умрешь, то какой толк в деньгах?” — ворчит трусиха во мне.

— Ну, я думаю, что тебе просто нужен глоток свежего воздуха, — загадочно, снова с весельем произносит Ваха, и улыбается улыбкой психопата.

Я не знаю как смеются или улыбаются психи, но от вида его веселья мне хочется реветь навзрыд.

— Пошли.

Снова делаю огромнейшую ошибку. Вчерашний урок ничему меня не научил. Начинаю отползать и мотать головой, но Ваху это не останавливает. Надвигается на меня как скала. И опять нет в его взгляде и движениях жалости или сомнения.

— Не подходи! — хрипло проявляю протест.

— Иначе что? — с угрозой в голосе спрашивает.

— Ты чудовище! Ты монстр, — зачем-то начинаю дергать тигра за усы.

— Ты назвала меня монстром? — Усмехается Ваха почти вплотную подступая ко мне.

— Да, ты самый настоящий монстр! — кричу в истерике, глотая ком страха, который начинает перекрывать дыхание.

— Не отрицаю, — спокойно реагирует на мои слова, и резким выпадом хватает мою руку. — Сюда иди, — тянет на себя, словно я ничего не вешу.

— Отпусти! Куда ты меня тащишь? — продолжаю брыкаться, пока Ваха без особого труда тянет меня вон из комнаты.

— Я же сказал, — встряхивает резко, словно я пыльный ковер, а не живой человек, — тебе нужен свежий воздух.

Воздух? Так, декабрь же…

7. Глава 7. Вика

Когда Ваха с ноги открывает дверь ведущую, как оказалось, на задний двор дома, из меня вырывается жалостливый стон. Из-за отсутствия сил, не могу даже замахнуться, просто передвигаю ноги, следуя за своим мучителем.

— Ни надо, — произношу одними губами, когда холодный воздух окутывает мое дрожащее тело.

С диким визгом начинаю тормозить пятками, в надежде остановить эту глыбу мышц, но Ваха даже голову не поворачивает в мою сторону. Подходит к краю веранды и швыряет меня в снег.

Когда я была маленькой, всех девочек в детском доме учили вышивать гладью. Мне не нравилось часами тыкать иголкой в белый кусок ткани, и воспитательница постоянно ставила меня в угол. Видимо она устала меня наказывать, и решила проучить. В один из уроков рукоделья, вместо полюбившегося мне темного, сырого угла в комнате, воспитательница взяла иголку и глядя в мои невинные глаза вогнала тонкую сталь прямо в подушечку указательного пальца. С того самого дня, я ненавидела не только вышивать, но и эту суку, которая делала так не только со мной.

Оказавшись в снегу, замираю от шока, ощущая как мое тело пронзает миллионы острых иголок. Невидимая боль пронзает тело. Голос пропадает и вместо крика, я просто хриплю, пытаясь встать на ноги. Но самое ужасное, это смех.

Ваха стоит на крыльце, все так же сложив руки на груди и смотрит на мои болезненные метания. Лицо его искажено в злобной гримасе, а на губах наглая ухмылка.

— Вспомнила? — спрашивает едким голосом.

Не сразу соображаю, что он спросил, и вообще, о чем речь. В голове звенит от боли, которой подвергается мое тело. Пытаюсь встать, но ноги не слушаются, снова падаю в снег. Конечности немеют.

“Нет…нет… только не это” — с ужасом встаю на четвереньки, думая о том, что вызывает у меня панику. Только не это! У меня же еще есть время! Доктор сказал…

— Если ты думаешь, что мне тебя жалко, то ты ошибаешься, Рыжу…

— Иди нахуй, — рявкаю, словно озверелая.

Поднимаю гневный взгляд на Ваху, который уже делает шаг ко мне. Желваки ходуном ходят, и глаза смотрят на меня с прищуром, словно он думает какую кость мне сломать первую.

— Чё ты сказала? — громче меня рявкает громила.

— Я сказала…

Договорить не получается. Ваха хватает меня за волосы и тащит обратно в дом. Дрожу не от холода, а ужасных картинок которые рисует мое подсознание. Я же помню, что он садист. Я же знаю, что, таким как Ваха нужна боль. Много боли.